– Твою мать! – закричал он. – Да что за чертовщина здесь творится?!
Именно в это мгновение над ним включились все лампочки в огромной хрустальной люстре, которые, по всей видимости, от резкого скачка напряжения, тут же принялись взрываться, от чего мелкие стеклянные осколки стали разлетаться по всей библиотеке. Генри, ухватившись руками за голову, согнулся и стал пробираться к выходу, не глядя вперед. К звуку падающего на пол и столы битого стекла добавилось шуршание платья. Он уже знал этот звук. Открывая дверь библиотеки, он на мгновение обернулся и увидел стоявшую прямо под люстрой с лопающимися многочисленными лампочками ее. Генри не сомневался: это была Абигейл. Она стояла с идеально ровной спиной, руки были сложены немного ниже уровня талии, волосы были собраны в красивую высокую прическу. Ее бледные губы растянулись в улыбке, а на пальце сиял красный камень в золотом перстне.
Генри закрыл за собой дверь.
– Мы уезжаем, – сказал он Оливии, доставая из-под кровати свою сумку.
– Это еще почему? – спросила девушка, отложив в сторону книжку.
– Мне здесь не рады. Мне уже не раз давали это понять.
– И кто же?
– Не знаю, – Генри искал по комнате свои вещи, – а если скажу, то, несмотря на то, что ты мне говорила о своем отношении к потустороннему, ты меня на смех выставишь. Или решишь, что я все-таки спятил. Пускай я спятил. Но мое безумие проявляется только здесь. Мне надо уехать.
– Я никуда не поеду, – сказала Оливия, громко захлопнув книжку, – и ты тоже.
– Свет уже появился, – сказал Генри, – соответственно, проблема была не серьезной. Кларисса повезет обратно того небритого специалиста, верно? Значит, она сможет отвезти и нас.
– Но уже поздно, поезд будет только завтра, – возразила Оливия.
– Наплевать, подождем на станции. Даже на той заброшенной станции мне будет комфортнее, чем здесь.
– Нет, – отрезала девушка. – Завтра ты допишешь портрет Клариссы. После этого можно уходить.
– Сдался тебе этот портрет?! – закричал Генри.
– Не кричи на меня, – Оливия поднялась с кровати. – Не повышай на меня голос.
– Прости, – тихо сказал он, – но я на взводе. Я и думать не хочу о том, что мне придется провести здесь еще одну или две ночи.
– А ты не думай, – улыбнулась Оливия. – Хочешь, мы прогуляемся?
– Я хочу прогуляться в парке у нашего дома, – сказал Генри. – Здесь мне омерзителен каждый угол, каждый дюйм этой земли!
Оливия снова села на кровать, явно обидевшись на слова Генри. Однако он не стал тут же падать перед ней на колени и просить прощения за свои слова, как сделал бы это еще неделю назад.