– Ну что, урод, ты задержан по подозрению в убийстве.
Мир, на мгновение зависнув, с оглушительным треском рухнул в преисподнюю, и мне показалось, что я умираю. Липкие пальцы страха намертво вцепились в душу, скрутив ее в тугой узел, противная тошнота подкатила к горлу, а живот наполнился предательской слабостью. Вот и все, конец– банальные слова, звучащие фальшиво в устах киногероев, приобрели совершенно реальное содержание, заставляя полностью прочувствовать страшный смысл безысходности. Безвольно упавшая голова со стуком ударилась о пол и состояние абсолютной апатии охватило меня, начисто парализовав все мысли. Вот и довелось на собственной шкуре испытать, что чувствует человек, до которого дотянулся карающий меч правосудия. Тысячи телевизионных сюжетов криминальной хроники, рассказывающих о задержании преступников, сошлись в один– единственный, героем которого выпало быть мне. Словно со стороны я видел себя, тощего и жалкого, неодетого, с вывернутыми назад и закованными в наручники руками, неподвижно лежащего у ног уверенных в себе, больших и сильных солдат, стоящих на страже закона. И безгласный вопль отчаяния рвется из глубины души: режиссер, остановите съемку! Я не хочу быть в этом сценарии! А невидимая видеокамера бесшумно продолжает фиксировать очередную победу добра над злом. «Хрустальная мечта» снова оказалась лишь обманчивой иллюзией, вдребезги разбившейся о твердыню действительности, и теперь мне оставалось только молить о пощаде, ибо вряд ли кто-то стал бы завидовать мне, особенно после такого начала.
Усталый человек, судя по всему, это был оперативник, сказал несколько малопонятных фраз по рации, шипевшей у него в нагрудном кармане, и, выслушав ответ, кивнул мне.
– Давай быстренько поднимайся и иди одевайся. Поторопись, сейчас сюда люди придут.
Чей-то слабый голос– неужели мой?– попросил снять наручники. Опер чуть задумался, но, видно, понял, что каких-то эксцессов с моей стороны вряд ли приходится ожидать. Привычно звякнув ключиком, он быстро освободил мне руки. Потом, достав из куртки сигареты, закурил, равнодушно глядя мимо меня. Да и что я ему? Даже не человек, а так, тварь, каких приходится встречать по десять раз на дню. Работа такая– уничтожать тварей и то, что для меня– крушение всей жизни, для него лишь незначительный эпизод этой работы, один из череды подобных. Как сомнамбула, я встал и поплелся в комнату, растирая запястья и морщась от боли, сопровождаемый одним из «гоблинов», ежесекундно готовым самым жестоким образом пресечь любые попытки к сопротивлению.