Ну не без меня, конечно…
Лохматов выкинул штуку — заказал в Москве и установил на площади перед мэрией мое фигуристое цветное фотокартонное изображение в полный рост. Меня поставили прямо перед носом Зиновия.
Я поржала, но сама себе понравилась.
Что-то там было как от Минина, так и от Пожарского.
Ну и от манекенки с рекламы нижнего дамского белья тоже. Правда, белье было скрыто под маленьким черным платьем. Но ножек своих я не скрывала.
Такая решительная полувалькирия.
И указывала мстительным перстом прямо на окна щеколдинского кабинета в мэрии.
Из словес было только: «Кто ответит за все?!»
Понимай, как знаешь…
Мы поставили возле манекен-макета пацаненка с «поляроидом», и он делал снимки потенциальных избирателей.
Первым в обнимку со мной, пока еще картонной, снялся Гоги. Между прочим, с букетом цветов и бутылкой хванчкары. Как будто мы с ним на пикничок собираемся. На острова, значит…
Мне передали, что пиарщик Петровский не смеялся, он задумчиво сказал:
— Как же быстро она учится.
Помню тот вечер, когда впервые на нас заработала статистика…
Мы же понятия не имели, кто может быть за нас, а кому мы и на дух не нужны…
К осени из отпусков в школу подгребли учительши, и Нина Васильевна подтащила в дедов кабинет резервы. Пришли две лохматовские операционные медсестры, еще кто-то.
Кыська сидит на кофемолке и кофеварке.
Принтер выщелкивает листовки с моей программой.
Я напираю на «Долой бедность!»
Нина Васильевна и Лохматик сверяют списки избирателей. Карловна невесомо порхает пальчиками над клавиатурой компьютера.
— Кто там у нас еще по слободе, Нина Васильевна? — чешет затылок Лохматик.
— Суржикова. Евпраксия Ниловна.
— Померла. Вычеркиваю.
— И Золотухина. Марь Ивановна.
— Тоже вычеркиваю. Жаль. Хорошие были бабульки. Живые там в слободе хоть остались? — вздыхает Лохматик.
— Живых у нас по городу еще девятнадцать тысяч сто восемнадцать избирателей. Вот. Улица Клеверная, дом одиннадцать. Рогожкин Иринарх Петрович, пенсионер, шестидесяти семи лет, домохозяйка Клавдия Ивановна, пенсионерка, пятидесяти восьми лет, сын Артем двадцати семи лет, безработный. За Лизавету обещает голосовать домохозяйка. Ставьте плюсик, Карловна, — листает списки директриса.
— Извините мое полное отсутствие компетентности, но почему именно она «за»?
— Говорит, просто жалко, как Лизавету щеколдинцы затюкали.
— Я не очень понимаю термин — «затюкали».
— Да вычеркните вы ее, — ухмыляется Лохматик. — Не будет она за Лизавету. Она у меня вчера на приеме была. Остеохондроз.
— Почему не будет? Она мне обещала, — вздергивает бровь Васильевна.