Мне бы их заботы…
Кыся на своем скутере, на заднем сиденье которого сидит Зиновий, лихо скатывается с берега и тормозит прямо перед моим носом.
— Ты что, обалдела? — перепуганно дергается Зюнька. — Куда ты меня приперла? Меня же Ирка ждет… Я…
— Спасибо, Кысь. Теперь это мои дела.
Кристина, газанув, уносится прочь.
— Давно не виделись, Зюнь… — поднимаюсь я. — Да ты не обмочись. Я с миром.
— Чего тебе надо? Чего?! — Он пробует закурить, но роняет пачку. Я поднимаю ее, выдергиваю сигаретку, вставляю ее ему в зубы и чиркаю зажигалкой.
Зиновий крутит головой, озираясь, до него наконец доходит, что мы одни. Только далеко от нас по пляжу вдоль Волги ходит какая-то бабка и выискивает в песке пустые бутылки.
Он немного успокаивается.
Я разглядываю его — смешно, но сейчас он похож на пуганого белокурого пацаненка, которого застукали, когда он занимался под одеялом весьма приятным, но стыдным делом.
— Ну что, Зюня, сделал ты меня?
— Ну еще неизвестно… Как повернется…
— Сделаешь… Они сделают… И меня сделают… И тебя сделают… Когда-нибудь…
— Я не хотел, Лиза. Честное слово, не хотел.
— Уходи из города, Зиновий.
Он еще ничего не понимает:
— Как это — «уходи»? Зачем? Куда? Когда?
— А вот прямо сейчас. Сейчас от них не уйдешь — никогда не сможешь.
— Ты… ты с ума сошла, Лизавета.
— Совсем нет. Ну ты на себя-то посмотри. Какой, к чертовой матери, из тебя мэр? Ну кончится эта свистопляска, смоются твои пиарщики… И дальше что? Все как было?
— Слушай… Ты их просто не знаешь… — лихорадочно бормочет он. И все озирается: — Ты ничего тут не знаешь… Ты деда не знаешь… Он не прощает… Они же… они же просто убьют меня…
— Не трусь, Зюнька. Чтобы убить, тебя еще догнать надо.
Он задумывается. И это уже хорошо.
Я даже не ожидала, что он еще хоть немного умеет думать. Без них. Сам.
Глаза его подсвечиваются сумасшедшей надеждой:
— Слушай… а давай вместе, а? Ты же тоже можешь…
— Уже нет.
Теперь он хватается за малейший предлог. Как за соломинку.
— А Гришка? Гришка как же?
— А он с Кыськой каждый день катается. Вот она мне его и завезет. Думаю, в Плетенихе покуда его никто не достанет. За него не бойся. Что бы ни случилось, я его не оставлю.
— А… Ирка?
— А ты уверен, что он ей будет нужен? Без тебя? Я — нет.
— Не знаю… Как-то… Вот так… Как в омут! С головой… Нет… Нет… Ты за себя не бойся… Я тебя в обиду никому не дам… Они тебя не тронут… Никто не посмеет… Нет… И давай так, Лиза: я тебя не видел, а ты меня.
Конечно, это подлянка.
Запрещенный прием.
Но больше мне ничего не остается.
Я снимаю с него эту дурацкую шляпу, треплю по спутанным мягким волосам и засаживаю из главного калибра. В упор, расстрельно: