— Да что там спокойного? Четвертые подпольщики уже сгорели… С начала года.
— Ну если бы мы с тобой тут монетный двор открыли, фальшивые доллары печатали — нас бы давно упаковали! И кукуй пожизненно! А так… Ну незаконное предпринимательство… Ну без лицензий… Ну штрафы…
— Ты оптимист.
— Нормальный расчет. В самом худшем виде — максимум пять годков… Условно… Хотя… Если честно? Какая разница? Те же деньги. Пачка — доллар, пачка — доллар. Интересно, а сколько вообще народ на этом дерьме наваривает?
— По тем же сводкам левого курева на полтора миллиарда долларов мимо казны проходит. В год!
— Вот жулики! Ну а теперь займемся этой московской крысой. С выборами потянуть можешь?
— Уже нет.
— А может, по-простому, Захарушка? Есть у меня юноши бледные. Не впервой… Волга рядом… Бульк — и с концами…
Кочет бледнеет.
— Что ты? Что ты? Что ты? Вот только без этих твоих «бульков»! Лешка Лазарев на нее уже глаз положил. Ты понимаешь, что тут начнется? Чужие в городе! Да тут все дерьмо всплывет.
— Тогда — как?
— А вот это уж — мое дело…
Глава четвертая
ГЛУБОКАЯ РАЗВЕДКА
Четвертое июля…
Дождь на Волге…
Хотя какой там, к чертям, дождь?
Потоп без конца и краю.
С низких почерневших небес льет нескончаемо и нудно.
По улицам к Волге несутся потоки желтых глинистых вод. Слава богу, Иннокентий Панкратыч в библейские времена рассек наш участок водосбросами из природного камня. Вода из них рушится в реку как из брандспойтов.
Делать совершенно нечего.
С утра на своем сверхкрутом мотоцикле «судзуки» зарулил упакованный в прорезиненный комбинезон Зиновий. У него в аптеке выходной, и он решил прокатить сынка, то есть Гришку, по окрестностям. Вообще-то я совсем не против того, что он приучает мальчонку к технике, когда-нибудь да пригодится.
Но в этот раз я просто озверела — додумался, папочка придурочный… Расшибутся где-нибудь на склизи, потом собирай их по косточкам.
Гришку я Зюньке не отдала, хотя мальчишка в восторге натянул на себя резиновые сапожки и свой детский непромокабель с капюшоном. Гришка выдал детский крик на лужайке. Знает, стервец, что я его рева не переношу. Но я стояла как Брестская крепость.
Зиновий пожал плечами и укатил. Гришка отправился в детскую, дорыдывал обиду там.
Дождем посбивало до черта яблок в саду. Я выскочила с веранды, накинув на голову плащ, пособирала яблоки. Они были оскоминные, зелень еще жуткая.
За воротами желтело что-то остроконечное. Я пригляделась. Оказывается, это Кристина, то есть Кыся, дочка Серафимы, дежурит как припаянная под моими воротами, мокнет под забором на своем скутере.