И молчали…
И этого я им всем никогда не забуду. Просто не смогу…
Тогда почему мне так охота разблокировать мобилу, позвонить той же Элге и услышать ее четкий голос с милым прибалтийским акцентом: «Референт госпожи Туманской — Элга Станке имеет место у этого телефона! Примите мое предупреждение — наш разговор в интересах корпорации «Т» имеет фиксацию и будет записан на пленку…»
Ну и самое главное, то, о чем я боюсь думать даже наедине сама с собой. А что, если то, что начинается у меня с Лазаревым Алексеем, — только видимость. И я сама себя обманываю?
Просто обидели бабу — раздавили почти, — вот я и придумываю себе новую любовь, новую «лав стори»? А по правде все это — только от моей обиды, такая элементарная женская подляночка?
Вот тебе!
Гад!
Раз ты — так.
Так и я — так!
Но если быть совершенно честной, мне впервые после моего удёра становится по-настоящему интересно: а что они там поделывают, этим вечером, в Москве?
Без меня?
А ни фига они особенного не поделывают…
Суперособняк корпорации со своим колонно-дворянским портиком стоит себе, как всегда, на нашей Ордынке, омываемый гулами и шорохом шин, которые накатывают на него от Кремля. Почти все окна темны, потому как рабочий день окончен. Пацаны в форменках из дворовых служб, набрызгав шампуней, моют из шлангов замощенный классной темно-серой шведской брусчаткой двор. У парадных кованых фонарей, «под старину», шеф охраны, Кузьма Чичерюкин, подняв капот, ковыряется в движке своей «Волги». А Элга Карловна рядом с ним покуривает сигарету, терпеливо дожидаясь своего милого. Эта парочка уже ничего и ни от кого не скрывает. И все в офисе ждут, когда они наконец узаконятся в ближайшем бракосочеталище.
Беззвучно отворяются ворота подземного гаража, из него выползает личный «мерс» Туманского, за ним выкатывается лакированный куб джипа охраны и, даже не притормозив возле Кузьмы, выруливает на вечернюю Ордынку. Чичерюкин тоже делает вид, что в упор не видит каравана.
— Куда это он? И снова без тебя, Кузьма Михайлович? — спрашивает Элга, неодобрительно разглядывая Чичерюкина.
— В казино, куда же еще. Опять куролесить будет.
— Это имеет большую неправильность. Тебе нельзя оставлять его одного, Михайлович. Я буду иметь понимание… И потерплю… Без тебя…
— А что я могу поделать, если он меня посылает… Огрызается… Чирикайте, мол, со своей Элгой, а меня не трогайте!
— Он не имеет на нас зла. Я думаю, что только теперь, когда Лиз нет, он начинает иметь понимание, что она для него означает. Его мучает неизвестное расположение Лиз.