— Во бл…во! Нет, ну что же это за жизнь такая, Лизка?!
— Форма существования белковых тел.
— Чего?!
— Как учили, Гаш. Жизнь есть форма существования белковых тел…
— Ну существуй, существуй. Только не свихнись, как прокурорша Нефедова…
— Не дождутся.
На веранду заглядывает Кыся. В кожаночке с заклепками. В бандане. Бахилах со стальными носками. Все ясно. Сегодня она играет в крутую рокершу.
Раз она здесь, значит, и вся легкая кавалерия с нею…
Я их не звала, но девчонки сползлись сами. Сразу же. В благодарность за дележку женским опытом, что ли?
Гаша сразу же, фыркнув, уносится с веранды. Кыську она не терпит.
— Готово, Лизавета Юрьевна? — вежливо спрашивает девочка.
— Все тут… — заглядываю я в сумку. — Только передай Гришкины шмотки не этой задрыге, а Зиновию.
Кристина долго молчит, глядя в потолок, и потом объявляет:
— Я к ним не пойду.
— Ты же Григорию Зиновьевичу не то троюродная сестра, не то двоюродная тетка… Почему же?
Кыся покрывается багровыми пятнами.
— Потому что все это — сплошная подлянка. И Зюнька. То без презрения и вспомнить ее не мог, а теперь перед этой сучкой хвостом виляет.
— Любовь зла, Кысечка.
— Это у них-то любовь? Это вот так-то? Разве ж вот так — это и есть любовь? Вот такая она, да? Ну тогда ничего я больше в жизни не понимаю!
— Как там Григорий? Плачет?
— Честно? — растерянно мнется девчушка.
— А ты на это и впрямь способна?
— Я сильно постараюсь. Нет, он не плачет, Лизавета Юрьевна. Зюнька его от себя почти что не отпускает. Они же привыкли… вместе.
— А она?
— Ну, обрыдала, облизала… Только ей не до него: она же теперь общественная деятельница. Воспитательницу для Гришки хочет нанять. Ну как бы бонну. Чтобы самой не возиться. А вы очень на нас злитесь?
— За что?
— Ну… Заниматься с нами перестали…
Я смеюсь. Все-таки дурочки они еще зеленые.
— Господи, да я не знаю, на каком свете я теперь живу, Кыся! А что в городе говорят?
— Так ведь про вас только и говорят. Всяко-разно…
— А что именно?
— Ну, сплетничать как-то неприлично…
— Если по чуть-чуть, то можно.
— Ну, что все, что про вас в прессе писали, — сплошное вранье. Ничем вы там, в Москве, не рулили. В общем, миллионами за вас другие распоряжались…
— Что ж, это правда. Почти. Поначалу так и было.
— Я не про поначалу. Что вы все время там были просто как кукла. Ну такая декорация. Которую ваш крутой… ну, этот самый Туманский временно при себе держал. А теперь выпер. Вот и чешут языками. Сплетни!
— Ну насчет выпер — это слишком. Я всегда ухожу сама. Правда, прихожу тоже! — задумываюсь я.
Девчонка по наиву не соображает — это не просто очередная сплетня про меня умело и продуманно вброшена. Это пущена точная пиаровская «волна». Пожалуй, этот Петровский и кого-нибудь из недовольных мною сотрудников корпорации «Т» в Сомов притащит. Мало ли я кого прижимала?