Наконец бумага была готова. Корзину с ней вновь подняли наверх, ходжа внимательно перечел ее и попросил Саида и Икрама приложить к ней свои пальцы. Дело было сделано!
– Ты честно выполнил свое обещание, Зариф, – сказал ходжа, убирая слишком ценную бумагу под халат за пояс. – Я постараюсь сдержать свое и уговорить кази заменить казнь на работы в каменоломни.
– Какие каменоломни? – охнул Зариф, и эхо от его вздоха гулкой волной прокатилось по колодцу зиндана. – Ты говорил о ссылке!
– Разве каменоломня не ссылка? Но это неважно. Там ты ощутишь всю прелесть рабского труда, на который ты обрекал дехкан.
– О ходжа! – упал на колени Зариф.
– Не причитай. В конце концов, что посеешь, то и пожнешь.
– О чем ты? – продолжал стенать теперь уже бывший богач.
– Ты всю свою жизнь сеял страдания и слезы, теперь ты пожинаешь их плоды. Прощай, Зариф! – И Насреддин, больше не слушая его причитаний, направился прочь от решетки. За ним, то и дело оглядываясь, заспешили его друзья.
Глава 19. Мулла я или нет?
Ранним утром Саид опять исчез, а вскоре вернулся хмурее тучи. Ни ходжа, ни Икрам ни о чем его не спрашивали, а тот долго мерил шагами двор, потом приблизился к топчану, на котором стоял Насреддин. Ходжа был занят тем, что собирал виноград. Саид постоял некоторое время, глядя на работу ходжи, будто раздумывая, как начать разговор, а потом вдруг спросил:
– Скажите, ходжа, вот вы говорили, что человек должен быть честным.
– Все именно так, – ходжа опустил руки и обернулся к Саиду. – Но что тебя беспокоит?
Саид, еще немного поколебавшись, продолжил:
– Вчера вы, простите, ложью упекли в яму Зарифа, отправили долбить камень и лишили его всего, что у него было.
– А разве Зариф уже отбыл на новое место жительства?
– Вы все шутите, но я говорю серьезно. Да, сегодня Зарифа увезли.
– И что же ты от меня хочешь, о пытливый юноша? Чтобы я вернул этого кровососа людям?
– Разумеется, нет!
– Тогда что же?
– Я хочу знать, почему вы солгали?
– Ох, Саид, – Насреддин опустился на топчан и сложил руки на коленях. – Ложь противна и мне, но иногда приходиться биться с такими, как Зариф, их же оружием. Разве можно было победить его с помощью правды? Да и что есть правда? У каждого она своя: у богатых – одна; у бедных – другая. Закон на его стороне, тем более, когда он в руках продажного судьи. Так что выходит, есть законы человеческие – справедливые, а есть от Шарифбека.
Скажи, неужели Зариф достиг своего положения и богатства честным трудом? Или для него имеет цену чужая жизнь? Или он сочувствует боли и страданию? Нет! Он их умножает из собственной выгоды. И разве он достоин после этого человечного отношения к себе и праведного суда?