Луиза радостно начала вместе с хозяином составлять план обучения. Она стояла у самого его плеча. Перед ван Риттерсом лежала на столе толстая книга в зеленом кожаном переплете. И вдруг он небрежно открыл ее. Луиза невольно увидела страницу — и у нее сорвался голос.
Она вскинула ладони ко рту, зажимая его, когда посмотрела на иллюстрацию, занимавшую всю большую страницу. Над изображением, безусловно, поработал искусный художник. Мужчина на рисунке, молодой и красивый, полулежал в кожаном кресле с подлокотниками. Перед ним стояла хорошенькая смеющаяся девушка, и Луиза подумала, что это могла бы быть ее сестра-близняшка. Большие, широко расставленные глаза девушки сияли небесной синевой; она подняла свою юбку до самой талии, чтобы мужчина мог видеть золотистое гнездышко между ее ногами. Художник весьма тщательно прорисовал то, что виднелось сквозь кудряшки.
Этого уже было достаточно, чтобы Луиза задохнулась, но там имелось и кое-что похуже. Из бриджей мужчины, расстегнутых спереди, высовывалось светлое копье с розовым концом. Мужчина беспечно держал его между пальцами и, похоже, метил в гнездышко девушки.
Луиза ни разу в жизни не видела обнаженных мужчин. И хотя она не раз слышала, как девушки в комнате для прислуги с удовольствием обсуждали некоторые вещи, она и вообразить не могла чего-то похожего на этот рисунок. Луиза уставилась на него как зачарованная, не в силах отвести взгляд. Она почувствовала, как горячая волна поднялась вверх по ее шее и захлестнула щеки. Ее охватили стыд и ужас.
— Мне кажется, эта девушка похожа на тебя, хотя и не такая хорошенькая, — тихо произнес ван Риттерс. — Ты согласна, милая?
— Я… я не знаю, — с трудом прошептала Луиза.
Ее ноги ослабели и чуть не подогнулись под ней, когда она почувствовала руку ван Риттерса, осторожно коснувшуюся ее ягодиц. Это прикосновение словно обожгло ее тело сквозь одежду. Господин тихонько сжал ее округлую попку, и Луиза понимала, что должна попросить его прекратить это или убежать из комнаты. Но не смогла. Сталс и Элиза постоянно ее предупреждали, что она всегда должна подчиняться минхееру. И она застыла на месте как парализованная.
Она ведь принадлежала ван Риттерсу, как любая из его лошадей или собак. Она являлась частью его движимого имущества. И должна была без возражений терпеть что угодно, пусть даже не совсем понимала, что именно он делает, что ему нужно от нее.
— Конечно, Рембрандт позволил себе некоторую художественную вольность в том, что касается размеров…
Луиза не могла поверить, что художник, написавший фигуру Господа, мог нарисовать и вот эту картинку, хотя такое было вполне возможно: даже прославленные мастера должны делать то, чего требуют от них великие люди.