Элоиза скользнула взглядом по покрасневшему глазу Шефера, потом по гробу и снова посмотрела на Шефера.
— Конечно, влияет, — сказала она. — Не знаю, заметил ли ты, но это были довольно тяжелые дни. Теперь Фишхоф умирает, а я пообещала ему быть рядом. Я пообещала избавить его вот от этого дерьма, — она указала на гроб.
— Элоиза, какого черта. — Шефер покачал головой со снисходительной миной на лице. — Ты же, блин, знаешь, что…
— Мне нужно домой! — Элоиза повернулась к нему спиной и направилась к машине. — Я дала обещание.
Шефер бросил сигарету и наступил на нее.
— Вот и не надо было, — пробормотал он.
Четырьмя днями ранее
1
Элоиза отперла дверь электронным ключом, который ей выдал «Красный крест», и вошла в полутемный вестибюль. С момента первой встречи, состоявшейся три месяца назад, промежутки между ее визитами в маленький фахверковый домик в Драгере сократились, и сегодняшнее посещение было уже третьим за неделю.
Она повесила сумку на крючок в коридоре и пошла на кухню, чтобы доложить о своем прибытии сиделке из Патронажной службы, которая, как она слышала, что-то делала там.
— Здравствуйте, Рут, — сказала она, обращаясь к спине миниатюрной женщины, которая вытирала кухонный стол. Ее движения были очень демонстративными, и она продолжила работать, наклонив голову и не поднимая глаз. У нее была короткая мужская стрижка, и Элоиза заметила в складках шеи белые незагорелые полоски.
Элоиза бросила взгляд в сторону спальни, дверь которой была приоткрыта.
— Он спит?
— Нет, не думаю, — сказала Рут. — Я вывезла его в сад, чтобы он подышал свежим воздухом. — Она с силой отжала полотенце и повесила его на кран. — Здесь так темно и грустно, а он весь день сидел, опустив голову, поэтому я подумала, что ему нужно немного побыть на улице. Но ему это не очень понравилось, старому ворчуну. Он вел себя так, будто ему объявили, что сейчас отрежут ногу.
Элоиза улыбнулась. Ей уже приходилось слышать, как Ян Фишхоф ворчит по столь безобидному поводу, как прогулка.
Она заметила на кухонном столе тарелку с нетронутым мясным рулетом и домашним подрумяненным картофелем.
— Сегодня он и есть ничего не стал?
— Ни кусочка. — Рут вытерла руки о фартук. — Я сказала ему, что он не получит пива, пока не поест немного, но его было никак не уломать.
— Но пива он выпил, да?
— А разве он поел?
Лицо Рут не выражало никаких эмоций. Она принялась заворачивать завтрак в большой кусок пищевой пленки.
— Ооо, перестаньте, Рут, — сказала Элоиза, наклонив голову. — Раз уж человеку так сильно хочется, чтобы его последняя трапеза была подана в бутылке, разве не сто́ит нам позволить ему это?