Я уже забыла точную форму Ее ушей и неповторимую голубизну Ее глаз. Их цвет изменился за то время, когда я нянчила Ее, и, возможно, сейчас они стали еще темнее. Каждую ночь во сне я слышала Ее плач, просыпалась и понимала, что никогда не услышу ни одного слова, которое Она произнесет своим мелодичным голоском. Когда я брала Ее на руки, Она казалась совершенством. Истинным совершенством. Ее кожа, Ее запах, причмокивания во время кормления были тоже настоящими — такими, какие и должны быть. Она была для меня понятна.
С каждым рассветом я воскрешала в памяти Ее образ. Сначала прозрачные ноготки на крошечных пальцах, затем я продвигалась дальше к пухлым ручкам и ножкам, потом — к кремовой коже лица и, наконец, к чуть заметным золотым ресничкам. Мне все труднее было вспоминать мелкие детали, и я поняла, что за дни, месяцы и годы Ее образ исчезнет из моей памяти.
Lie-child. Так назвала Ее акушерка. В Словаре этого слова не было. Я посмотрела в ячейках: к заглавному листочку были прикреплены еще пять. В них я нашла определение: ребенок, рожденный вне брака; бастард. На заглавном листочке сделали пометку: «То же самое, что дитя любви, — не включать в Словарь».
Но так ли это? Разве я любила Билла? Разве я скучала по нему?
Нет, я просто переспала с ним.
Но я любила Ее. Я скучала по Ней.
К Ней не подходило ни одно из тех слов, которые я нашла, и в конце концов я перестала искать.
Я работала. Сидя за столом в Скриптории, я заполняла пространство своего разума другими словами.
20 сентября 1907
Дорогой Гарри!
Среди новостей о Словаре и жизни Скриппи, описанных тобой, было несколько слов, которые меня встревожили. Преувеличивать не в твоем духе, и, на мой взгляд, ты также не склонен к оптимизму, особенно когда для этого нет оснований, поэтому я могу предположить, что твое беспокойство об Эсме вполне уместно.
Я слышала о таком настроении у женщин, прошедших через подобные испытания, и допускаю, что Эсме действительно скорбит. Ее положение — отнюдь не редкость. (Прошлый год в этом отношении стал особенно показательным, ты не поверишь, сколько девушек попало в беду. От некоторых историй стынет кровь, я не буду их повторять. Скажу только, что милой Эсме повезло с таким любящим отцом.) Так что давай продолжать о ней заботиться, пока она не придет в себя.
Мы без нее совершенно потеряны. Как говорит Бет, ее постоянные вопросы помогали нам оставаться честными. Я ожидала, что она перерастет это, и, признаюсь, было время, когда мне хотелось, чтобы она просто полагалась на мудрость других. Но ей важно, чтобы ответы были убедительными, и я уверена, что моя «История» от этого только выиграла.