Ведь ее поступок — гениальный способ привлечь внимание (уверена, миссис Панкхёрст сожалеет, что сама до этого не додумалась), но именно ее слова могут повлиять на сознание людей. Она стала первой женщиной, выступившей в Палате общин, и речь ее была мудрой и убедительной. Возможно, ее слова не записали в официальном отчете о заседаниях парламента, но в газеты они попали. Она австралийка и имеет право свободно высказываться в ее собственном парламенте. Скорее всего, это и дало ей уверенность выступить в нашем.
«Мы слишком долго сидели за этой унизительной решеткой, — сказала она. — Настало время, когда женщины Англии должны получить право голоса в законодательстве, которое касается их не меньше, чем мужчин. Мы требуем право голоса».
«Верно! Верно!» — должны кричать все мы.
С нежностью,
Тильда
Австралия. Там Она сможет голосовать. Я положила открытку в карман, думая о том, что там, на другом конце света, Ей будет лучше. Я ухватилась за эту мысль и надеялась, что она защитит меня от тоски и сожаления.
* * *
Мы с Лиззи остановились посреди утренней толпы у прилавка с фруктами.
— Мне нужно сделать много покупок, — сказала Лиззи. — Я присоединюсь к тебе позже.
Она ушла, а я продолжала стоять на месте. Я смотрела на лоток Мейбл — жалкий на вид из-за своей убогости и отсутствия покупателей. Ведра миссис Стайлз, наполненные цветами, цинично красовались на его фоне.
Когда я приблизилась, Мейбл кивнула мне так, как будто видела меня только вчера. Она была похожа на скелет в лохмотьях, а голос звучал эхом самого себя. В ее груди булькало влажное и опасное дыхание. Когда я наклонилась, чтобы лучше услышать ее, я уловила запах разлагающейся плоти. Все, что лежало на ее ящике, — это несколько сломанных вещей и три обструганные палки. Одну из них я видела у нее в прошлый раз, почти год назад. Это была искусно вырезанная голова старухи.
Я взяла ее в руки.
— Это ты, Мейбл?
— В мои лучшие времена, — просипела она.
Две другие деревяшки были жалкими попытками что-то вырезать рукой, с трудом удерживающей нож. Я взяла их и повертела в руках, с горечью понимая, что для нее они были последними.
— Все так же пенни за штуку?
На нее напал кашель, и она сплюнула в тряпку.
— Они не стоят ни гроша, — выдавила она из себя.
Я достала из кошелька три монеты и положила их на ящик.
— Лиззи сказала, у тебя есть слово для меня.
Мейбл кивнула. Как только я достала листочки и карандаш, она полезла в складки своих лохмотьев и выложила на ящик горстку бумажек. Затем она посмотрела на меня и издала хрип. Я подумала, что она снова собирается сплюнуть, но это был смех. Ее слезящиеся глаза улыбались.