— Плед взял?
— Взял, — ответил он.
Лиззи сняла свою шаль со спинки стула.
— Для декабря, возможно, и тепло, но тебе все равно нужно накинуть это поверх пальто, — сказала она, отдавая ее мне.
Я была сбита с толку тем удовольствием, с которым Лиззи готовила нас к пикнику.
— Хочешь с нами?
Она засмеялась.
— О нет! Столько дел!
Гарет взял корзину со стола.
— Пойдем?
Я протянула ему руку, и мы вышли из кухни.
Мы прогулялись по берегу Касл-Милл и по тропинке до моста Уолтона.
— Даже не верится, что зима началась, — сказал он, когда расстилал плед.
Он достал пирог и положил его в центр. Из него шел пар.
Гарет разгладил место, чтобы я села, налил в кружку чай, молоко и положил кусочек сахара. Я взяла кружку обеими руками и сделала глоток. Чай был таким, как мне нравилось. Мы оба молчали.
Гарет допил чай, налил себе еще и неосознанно дотронулся до своей сумки, лежащей рядом с ним. Когда он допил чай, он долго укладывал кружку обратно в корзину, словно она была сделана из хрусталя, а не из олова. Его руки чуть заметно дрожали.
Когда его кружка была надежно укрыта, он глубоко вздохнул и повернулся ко мне. На губах у него играла улыбка. Он забрал мою кружку и поставил ее на землю, потом взял меня за руки.
Гарет поднес мои пальцы к губам, и тепло его дыхания трепетом отозвалось в моем теле. Мне хотелось прижаться к нему, но я продолжала разглядывать его лицо, стараясь запомнить каждую его черточку: морщинки на лбу, темные брови, длинные ресницы и глаза цвета летнего вечернего неба. На его висках пробивалась седина, и мне хотелось увидеть, как с годами она распределится по всей его темной копне волос.
Не знаю, как долго мы так сидели, но я чувствовала, что его глаза тоже блуждают по моему лицу. Между нами больше не было стеснения и вежливой учтивости. Мы были полностью обнажены друг перед другом.
Когда наши глаза встретились, казалось, что мы вернулись домой после долгого совместного путешествия, которое сделало нас еще роднее. Гарет выпустил мои руки и потянулся к сумке. Легкая дрожь мешала его пальцам справиться с застежкой. Если раньше у меня были сомнения, то теперь я знала, что лежит в сумке.
Однако там было не то, что я ожидала.
Он вытащил сверток, упакованный в фирменную коричневую бумагу Издательства и перевязанный веревкой. Он был такого же размера, как пачка чистой бумаги, только тоньше.
— Это тебе, — сказал Гарет.
— Надеюсь, там не гранки.
— Что-то вроде гранок, — ответил он.
Я развязала веревку, и бумага упала.
Это был красивый предмет в кожаном переплете с золотой надписью. Должно быть, он стоил Гарету трехмесячной зарплаты.