было выбито на зеленой коже тем же шрифтом, который используется в томах Словаря. Я открыла первую страницу, где название повторялось, а под ним было написано:
«Под редакцией Эсме Николл».Этот том был тоньше по объему, и шрифт крупнее, чем в Словаре доктора Мюррея — страницы были поделены на две колонки вместо трех. Я открыла книгу на букве C и пальцами провела по знакомым словам, в которых звучали голоса женщин. Одни слова были мягкими и благородными, другие — как у Мейбл — грубыми и хриплыми. Потом мне встретилось слово, которое я записала на листочек одним из первых. Я испытала волнение, увидев его напечатанным на бумаге. Мои губы шепотом повторили неприличный стишок.
Что было непристойнее — произнести его вслух, написать или напечатать на бумаге? Срываясь с губ, оно могло быть развеяно ветром или вытеснено другими словами, его могли не расслышать или неправильно истолковать. На странице слово приобретало настоящие формы. Оно было поймано и прижато к бумаге буквами, которые располагались в определенной последовательности, чтобы каждый, кто их прочитает, знал, как выглядит это слово и что оно означает.
— Представляю, что ты мог подумать, увидев эти слова, — сказала я.
— Я был рад наконец-то узнать их истинные значения, — ответил Гарет, и на его серьезном лице засияла улыбка.
Я продолжала перелистывать страницы.
— Я целый год занимался этим, Эс. Каждый день, когда я держал в руках листочек с твоим почерком, я узнавал тебя все лучше и лучше. С каждым новым словом я влюблялся в тебя еще сильнее. Мне всегда нравились форма букв и ощущение их бесконечного сочетания, но ты показала мне, что они могут не только ограничивать слово, но и раскрывать его потенциал.
— Но как?
— По несколько листочков за раз. И я всегда старался возвращать их на то же место, откуда брал. Под конец мне помогала половина Издательства. Мне хотелось участвовать во всем, а не только в наборе шрифта. Я выбирал бумагу и работал с печатным станком. Я сам разрезал страницы, и женщины из переплетной мастерской вывернулись наизнанку, чтобы показать мне, как собрать их вместе.
— Не сомневаюсь, что они так и делали, — улыбнулась я.
— Моим шпионом в Скриптории был Фред Свитмен, но все это было бы невозможно сделать без Лиззи. Ей известны все твои тайники и каждый твой шаг. Не злись на нее за то, что она давала мне листочки.
Я подумала о коробке из-под обуви в моем рабочем столе и о сундуке под кроватью Лиззи. Мой «Словарь потерянных слов». Она была его хранительницей. И она хотела, чтобы слова были найдены.