— Это для мистера Брэдли, — сказала я, протягивая Элси стопку листочков. — Лиззи нашла их во время уборки. Это потерявшиеся листочки со словом bondmaid.
Элси сначала не поняла, о чем я говорю, но потом она округлила глаза от удивления.
— Господи! — прошептала она, вчитываясь в листочки.
Росфрит наклонилась, чтобы тоже посмотреть.
— Мы тогда всю голову сломали, — сказала она.
— К сожалению, заглавного листочка с ними не было, — я метнула взгляд в сторону Лиззи, — но там есть несколько подсказок, каким должно быть определение. Мы подумали, что мистер Брэдли будет рад получить их обратно после столь длительного времени.
— Не сомневаюсь в этом, — сказала Элси. — Но ты ведь сама можешь отдать их ему.
— Я не приду в Старый Эшмол, Элси. Мне предложили работу в госпитале Нетли в Саутгемптоне. Думаю, я соглашусь.
* * *
Сундук стоял на кухонном столе. Мы с Лиззи сидели по разные стороны от него и пили чай.
— Я думаю, он должен остаться здесь, — сказала я. — Жилье у меня пока временное, и я не знаю, когда у меня появится что-то постоянное.
— Уверена, что у тебя еще слова появятся.
Я сделала глоток чая и улыбнулась.
— Может быть, и нет. Я ведь буду работать с людьми, которые не могут разговаривать.
— Но это же твой «Словарь потерянных слов»!
Я задумалась о том, что хранится в чемодане.
— Он может многое рассказать обо мне, Лиззи. И я не знаю, кем бы я была без него. Но, как сказал бы папа, я испробовала все способы исследования и у меня накопилось достаточно материала для точного определения.
— Ты не слово, Эссимей.
— Для тебя — нет, но для Нее я — просто слово. Когда придет время, я хочу, чтобы он попал к ней, — я протянула руку через стол и накрыла ладонь Лиззи, которую она держала у груди. — Я хочу, чтобы Она знала, кто я и что Она значит для меня. Все это находится здесь.
Мы смотрели на деревянный сундук, старый и изношенный, как зачитанная книга.
— Лиззи, ты всегда была его хранительницей, с самого первого слова. Пожалуйста, присмотри за ним, пока я не устроюсь.
* * *
Мои чемоданы уже стояли собранными, когда привезли солдатский мешок Гарета.
Я бережно выкладывала его вещи на кухонный стол. Носки, которые я вязала, все еще были в грязи, а мундир и брюки — в крови. Я не знала, чья кровь — Гарета или кого-то другого. Там были все мои письма и сборник Руперта Брука. Я пролистала его страницы и нашла свой листочек — любовь, вечная.
Я открыла его набор для бритья и вытряхнула коробку для письменных принадлежностей, вывернула каждый карман и растерла между пальцами пыль и засохшую глину. Хотелось коснуться всего, что от него осталось. Я развернула свои письма к нему. Самые старые были затерты на сгибах, и мои слова было трудно разобрать. Когда я развернула последнее, я нашла между страницами письмо Гарета. Его почерк был неровным и торопливым.