Мег захлопнула том и поднялась с пола. Ее ноги дрожали. Девушка вдруг почувствовала себя уязвимой и незнакомой самой себе. Без сил опустившись в кресло, она начала всхлипывать. Слово бастард занимало пять столбцов, но ни один из примеров не раскрывал того, что оно значило для нее.
Мег скучала по матери, скучала по ее словам и движениям. Она бы, вне сомнений, помогла ей разобраться в хаосе, который сейчас царил у нее в комнате. Уткнувшись в обивку кресла, Мег вдохнула аромат материнских волос — знакомый запах мыла «Пирс», которым всегда пользовалась Сара. Мег тоже им мыла волосы. Это и значит быть хорошей дочерью? Пахнуть как мать. Мыть голову тем же мылом. Или это значит увлекаться одним и тем же, радоваться тому же и огорчаться от того же самого? В отличие от матери, Мег никогда не хотелось копаться в земле и сажать цветы. Ей хотелось, чтобы ее слушали, не снисходительно, а с вниманием, уважением и любопытством.
Что значил этот беспорядок на полу? Любопытство? Досаду и разочарование? Попытку понять и принять? Это тоже значит «быть дочерью»?
Когда Филип постучал в дверь, Мег уже не плакала. Ее боль перерождалась во что-то новое, но принесет ли оно облегчение, Мег не знала.
— Мег, дорогая. — Сама деликатность, как и накануне вечером, Филип вошел в комнату, словно орнитолог, боящийся спугнуть вьюрка.
Мег не отозвалась: что-то неприятное снова и снова мешало ей принять важное решение.
— Принести тебе завтрак? — спросил Филип.
— Пап, если можно, принеси мне лучше бумагу.
— Писчую?
— Да, документную. Голубоватую из маминого стола. — Мег пытливо вгляделась в отцовское лицо, но признаков возражения не обнаружила.
12 ноября 1928, Аделаида
Эти строки я пишу, борясь с сомнениями. Назвать Эсме матерью — значит оскорбить мамину память, но если не называть ее так… Опять-таки сомневаюсь, правильно ли это. Всю ночь я обдумывала смысл слов, большинство которых никогда не употребляла и даже не слышала. Я осознала, сколь важны они были в контексте употребления, и впервые усомнилась в авторитетности томов, занимающих целую полку стеллажа, напротив которого я сейчас сижу.
Слово «мать» должно быть в соответствующем томе, как же иначе. Хотя прежде у меня не было повода лезть за ним в Словарь. До сих пор я считала, что любой носитель языка, вне зависимости от образования, понимает его значение, понимает, как и в чей адрес его употреблять. Сейчас я сомневаюсь.
Хочется встать и снять с полки соответствующий том, но вдруг словарное определение не подойдет маме? Поэтому я мешкаю, и воспоминания о маме прогоняют все сомнения. Но сейчас я боюсь, что определение «матери» не подойдет и Эсме.