Мои отметки были единственной правдой в этих письмах. «Заново! — скомандовала мисс Маккиннон. — И не сутулься!» Другие девочки ушли спать, а я сидела в холодном классе, пока часы не пробили полночь. «Тебя избаловали, мисс Николл. И твой отец знает об этом, как никто другой. Жалобы на легкие неудобства лишний раз доказывают мою правоту». Мисс Маккиннон разложила передо мной три последние попытки и велела выбрать ту, где был самый красивый почерк. Точно не последнее письмо — в нем слов не разобрать. Обожженные пальцы не разгибались, как будто я до сих пор держала в них ручку. Любое движение вызывало невыносимую боль. Вот это, мисс Маккиннон. «Да, милая, я тоже так думаю. А сейчас в кровать!»
И вот это письмо здесь. Бережно хранится, как письма Лили. Ложные слова, дающие ложное утешение человеку, который вынужден быть и отцом и матерью одновременно. Возможно, я и в самом деле обуза.
В ящике хранилось по одному письму за каждую неделю моего отсутствия. Я вытащила страницы из всех конвертов. Ни в одном из них не было ничего моего. Как же папа поверил им? Когда я положила конверты обратно в ящик, они были пустыми, но без слов письма стали более значимыми.
* * *
Мне не спалось. Обида на Дитте, школу и даже на папу в темноте только набирала силу. В конце концов я устала с ней бороться.
Из папиной комнаты доносился храп. Раньше он меня всегда успокаивал, если я просыпалась среди ночи. Сейчас мне тоже было спокойно, потому что папин храп означал, что он не должен проснуться. Я встала и оделась, затем взяла с прикроватного столика свечу и спички и спрятала их в карман. Я вышла из комнаты, спустилась по лестнице и шагнула в темноту ночи.
В небе сияли звезды и почти круглая луна. Ночной мрак размывал контуры домов и деревьев. Когда я пришла в Саннисайд, в доме Мюрреев было темно и тихо, и мне казалось, что я слышу сопение всей семьи.
Я толкнула ворота. Дом вытянулся к небу, будто насторожился, но свет в окнах не появился. Оставив ворота приоткрытыми, я кралась к Скрипторию, стараясь держаться ближе к забору, где тьма от деревьев надежно скрывала меня.
В лунном свете он разочаровал меня, потому что выглядел обычным сараем. Подойдя поближе, я разглядела всю его ветхость: ржавчину на водостоке, облезлую краску на окнах и комок бумаги, которым заткнули щель в деревянной раме, чтобы не было сквозняков.
Дверь без труда открылась, и я задержалась на пороге, пока мои глаза не привыкли к темноте. Лунный свет проникал сквозь грязные окна и отбрасывал на пол тени. Я услышала запах слов еще до того, как увидела их, и на меня нахлынули воспоминания. Когда-то Скрипторий казался мне волшебной лампой джинна.