Когда Хаген попросил разрешения на проверку записей телефонных звонков за последние три года, никто и не думал ему возражать. Хоть весь его опыт работы бухгалтером в министерстве юстиции и ограничивался фотографированием бухгалтерских ведомостей в глухую ночь, он хорошо выучил счетоводческий жаргон и не мог проколоться. Вряд ли кто-либо, кто заходил в кабинет и видел, как он строчит заметки и внимательно изучает листы бумаги, мог усомниться, что видит перед собой матерого профи.
Цифры, напечатанные на бумаге, он брал с потолка. А вот записи были схемой коридоров с отмеченными местами, где установлены камеры наблюдения, от входа и до самого кабинета Муни. Немного ниже мужчина выписал два имени и напротив них составил колонки с обозначениями. Рэймонд Лебарон и Леонард Хадсон. Теперь он знал еще и третье имя – Гуннар Эриксен.
Айра был уверен, что Эриксен инсценировал свою смерть, как и Хадсон, чтобы посвятить остаток жизни работе над проектом «Колония Джерси». Он знал, что они оба не могли оборвать все связи с лабораторией имени Паттендена. Такую мощную организацию с большим количеством талантливых молодых ученых просто нельзя было не использовать для своих целей. Где-то здесь должна была скрываться потайная база «внутреннего ядра».
Записи телефонных звонков трех тысяч работников умещались в нескольких картонных коробках. Придраться было не к чему. Все, кто пользовался телефоном для деловых или личных целей, должны были заполнять дневник вызовов. Тем не менее Хаген не собирался проверять каждый звонок, это могло занять несколько недель. Его интересовали только звонки доктора Муни. Особенно совершенные на дальние расстояния.
Хаген не был экстрасенсом. Более того, он знал многих людей, способных находить нестыковки гораздо точнее, чем он. Но глаз и чутье редко его подводили.
Он переписал шесть номеров, по которым Муни звонил более одного раза за последние три месяца. Два из них были записаны как личные звонки, остальные четыре были деловыми. Все они не вызывали особых подозрений, но других способов выйти на след прочих членов «внутреннего ядра» Хаген пока не придумал.
Не нарушая установленных правил, он снял телефонную трубку, набрал оператора лаборатории имени Паттендена и попросил соединить его с открытой линией, пообещав записать все свои звонки. Час был поздним, а большинство номеров начинались с кода городов Среднего Запада или Восточного побережья. Абоненты запросто могли положить трубку из-за того, что часовые пояса различались, а значит, там было на два-три часа позднее, но, несмотря на это, Хаген начал диктовать номер.