Бежав из Венгрии в Вену в 1919 г., Лукач всерьез занялся писательской карьерой, опубликовав в 1923 г. программный сборник эссе «История и классовое сознание». Он активно сотрудничал с другими участниками коммунистического движения, проживавшими тогда в австрийской столице, в частности с Виктором Сержем и Антонио Грамши (см. далее, гл. 7). Вызванный в Москву в 1930 г., он провел военные годы, работая в Институте марксизма-ленинизма. Лукач стал одним из немногих венгерских коммунистов, переживших сталинские чистки, во многом благодаря тому, что выступил с осуждением каждого подпадавшего под них, включая себя самого.
Неудивительно, что репутация Лукача в Венгрии сегодня не так высока, как в Париже в 1968 г. Но представители его школы: Агнеш Хеллер, Ференц Фехер, Дьёрдь Маркуш, Янош Киш и многие другие – по-прежнему передают посыл «марксистского гуманизма», работая на комфортных позициях в левых университетах за границей либо – после 1989 г. – в самой Венгрии. Отчасти благодаря влиянию Лукача на венгерскую политику правое правительство избирается в этой стране уже два раза подряд >2/>3 голосов. Причина этого не особые заслуги Виктора Орбана и его партии «Фидес», а ужас перед альтернативой, которая до сих пор пронизана кипящим ресентиментом Лукача.
В автобиографическом интервью Лукач делает два замечания, которые отражают суть его мировоззрения ранних лет:
В то время мы все испытывали жгучую ненависть к капитализму и всем его формам. Мы хотели уничтожить его любой ценой и как можно скорее [Lukács, 1983, p. 60].
Нельзя просто попробовать марксизм… вы должны обратиться в него [Ibid., p. 63].
Эти два замечания нужно рассматривать вместе. После «обращения» в марксизм, когда он стал, по собственному признанию, «мессианским сектантом» [Ibid., p. 76], Лукач утратил способность видеть что-либо, кроме ненавистного присутствия капитализма. И ничто в окружающем мире отныне не имело для него самостоятельного значения. Дуалистическая монархия больше не была в его глазах системой законов и институтов. Она была лишена своего подлинного смысла как тщательно согласованного решения периодически возникающей проблемы многонационального правительства. В восприятии Лукача эта монархия не сохранила никаких иных черт, кроме связанных с экономической «системой», которая якобы поддерживала ее существование. Коренное заблуждение марксизма, будто есть некая реальная «сущность», по отношению к которой наша общественная жизнь – всего лишь «явление», поселилось в голове Лукача и приняло форму непоколебимой веры. С этого момента окружающий мир больше не мог рассчитывать на совесть Лукача. Все должно было сгинуть в расплавляющем огне революции. Закон не имеет большего авторитета, чем любой другой аспект политического процесса. «…Вопрос о легальности и нелегальности стал для коммунистической партии чисто тактическим вопросом, даже