Благодаря постоянному повторению таких аргументов Лукачу удается убедить себя в том, что фетишизм, отчуждение и овеществление определяют духовное состояние капиталистического общества. Они проявляются в порабощении рабочей силы, вырождении искусства и языка, извращении сексуальных отношений – короче говоря, в универсальном отделении человека от его сущности. Такие «прозрения» предполагают, что страдания и пороки человечества не требуют никакого другого объяснения, кроме существования капиталистической системы. Но эти заключения не являются результатом серьезной работы, а представляют собой более или менее схематические переложения «классической немецкой философии», в частности драмы «субъекта и объекта», которая впоследствии возымела такой сильный эффект в Париже. Понять, что имеет в виду Лукач, можно, вернувшись к корням, а точнее, к «классической немецкой философии».
Кант утверждал, что как субъекты мы, по существу, свободны и реализуем свою свободу сообразно с практическим разумом, который является источником категорического императива, мотивирующего и обосновывающего наше поведение. Гегель согласился с этим, но последовал за Фихте, утверждая, что субъект не абсолютно дан, а, скорее, порождает сам себя посредством процесса отрицания и «определения» (Bestimmung). Субъект осознает себя, тем самым обретая свободу, только через последовательное полагание объектов, отличных от себя и обеспечивающих ему поле деятельности. Этот процесс самоопределения (Selbstbestimmung) является социальным: я осознаю себя через отношения с другими, у которых отвоевываю себе свободу. Из «борьбы не на жизнь, а на смерть» каждый из нас может выйти как господином, так и рабом. Раб – это просто объект для господина. Однако, по мнению Гегеля, господин также становится объектом для себя самого, будучи отделен от мира действия постоянным посредничеством раба и вынужденный занимать чисто созерцательную позицию по отношению к собственному существованию. Истинная свобода приходит только с восстановлением единства между созерцанием и действием и преодолением антагонистических отношений, лишающих господина и раба признания, которого они жаждут.
Процесс самоосуществления следует диалектической схеме. «Непосредственный», «неопределенный» субъект – пустое «я» – отстраняется от самого себя, «объективируется» и отчуждается. Через все самопознание проходит этот первый момент отрицания – превращения субъекта в «объект» собственного созерцательного осознания (это момент Entäusserung, или становления «другим»). Только по окончании диалектического процесса самость возвращается к себе, чтобы осознанно и определенно стать тем, чем раньше она была только абстрактно и потенциально.