Прагматизм позволяет отвергнуть идею «транскультурной рациональности». Нет никакого смысла в старых идеях объективности и универсальной истины; имеет значение только то, что мы согласны.
Но кто такие мы? И насчет чего они согласны? Обратитесь к сочинениям Рорти, и вы скоро узнаете. «Мы» – это все феминисты, либералы, сторонники радикальных движений и открытых учебных программ. «Мы» не верим в Бога или в какую-либо традиционную религию. Идеи власти, порядка и самодисциплины не имеют для нас веса. «Мы» принимаем решение о смысле текста, создавая консенсус при помощи объединяющих нас слов. Нас ничего не ограничивает, помимо сообщества к которому мы решили себя причислить. И поскольку не существует объективной истины, а есть только порожденный нами самими консенсус, наша позиция неприступна для любой точки зрения вне ее. Прагматисты не просто сами определяют, что думать, но и защищают себя от любого, кто мыслит иначе.
Суждения Рорти напоминают нам о том, что традиционная высокая культура США была не созданием «буржуазии», а выражением Просвещения, проявившегося в удивительной попытке транслировать народный суверенитет в незыблемое верховенство права. Сами мыслители Просвещения считали, что оно вносит вклад в торжество универсальных ценностей и идеи общей человеческой природы. Искусство Просвещения проносилось через места, эпохи и культуры в героической попытке оправдать взгляд на человека как на свободного и создающего себя. Этот взгляд вдохновлял старый учебный план, и первостепенной задачей американского постмодернистского университета было поставить его под вопрос.
Это объясняет популярность другого гуру релятивизма – Эдварда Саида (1935–2003). Тридцать лет назад он опубликовал нашумевшую книгу «Ориентализм», в которой критиковал западных ученых, изучавших и описывавших общество, искусство и литературу Востока. Он обвинил востоковедов в уничижительном и покровительственном отношении к восточным цивилизациям. По мнению Саида, Запад смотрел на Восток как на погрязший в болезненной праздности и химерической неге, лишенный энергии и промышленности, которые составляют неотъемлемую часть западных ценностей, и, следовательно, отрезанный от источников материального и интеллектуального успеха. Восток изображался как «Другой», как мутное зеркало, в котором незваный гость с Запада не видел ничего, кроме своего сияющего лица.
Саид проиллюстрировал свой тезис при помощи крайне избирательного цитирования, затрагивающего очень узкий круг взаимодействий между Востоком и Западом. Выражая крайнее презрение и злобу по поводу того, как описывают Восток западные исследователи, он не озаботился тем, чтобы как следует изучить какие-либо изображения Запада Востоком. Более того, не потрудился провести сравнительный анализ вовсе, что следовало сделать, коль скоро речь зашла о том, что кто-то к кому-то был несправедлив.