Интересно, как Сартр представляет себе чехословацкое движение за реформы. Это движение, по его мнению, достигло вожделенного «единства интеллигенции и рабочего класса» [Ibid., p. 111]. Его мистической целью было создание «реальной тотализации, постоянно детотализируемой, противоречивой и проблематичной, никогда не замыкающейся на себе, никогда не завершенной, но все же являющейся одним единым опытом» [Ibid., p. 109]. Чешские рабочие «не призывали к возвращению к буржуазному либерализму, а, поскольку истина революционна, требовали революционного права говорить правду» [Ibid., p. 111]. Произнося заклинания в таком духе, Сартр укрепляется в своей вере. Вся правда становится собственностью революции, и ни один рабочий, когда пробьет его час истины, не сможет ничего сделать, кроме как присоединиться к революции. Возможность быть «буржуазным либералом» или антисоциалистом окончательно у него отнята. Старый ленинский лозунг теперь звучит противоположным образом: кто с нами, тот не против нас. Даже если он не на жизнь, а на смерть борется с тем, что делаем мы.
Предполагается, что рабочий должен выиграть от взаимоотношений с интеллектуалом. Но извлекает выгоду из отношений в первую очередь интеллектуал, который диктует их условия. Сочувственное рвение интеллектуала (по определению Руссо) основывается на слишком сильной и настоятельной эмоциональной необходимости, чтобы не быть тираническим. Если интеллектуалы оказываются безжалостными по отношению к рабочим, на которых проводят свои эксперименты, то отчасти потому, что видят мир в «тотализирующей» перспективе, открывающейся из «царства целей». С этой позиции они не могут воспринимать реальное, эмпирическое существование своих жертв. Рабочий сводится к простой абстракции не каторжным трудом на капиталистическом производстве, а пылкой риторикой левых интеллектуалов. Рабочий – это средство для торжества интеллигенции, и от него можно без колебаний отказаться, если он не выполнит своей задачи. Именно это от начала и до конца интеллектуальное уничтожение простого эмпирического рабочего сделало возможным его массовое истребление в обычном эмпирическом мире.
Что примечательно в более поздних текстах Сартра, по крайней мере там, где продолжается джихад во имя «вовлеченности», – это обильный поток «тотализирующего» новояза. Только один предмет, похоже, вызывает у него серьезные эмоции – достаточно сильные, во всяком случае, чтобы побудить писать так, как будто он пишет что-то осмысленное, – это внутренняя идентичность с пролетариатом. Это тождество является окончательным результатом тотальной войны против буржуазии, которую он начал в лице Рокантена. В сатанинском комментарии к творчеству писателя Жана Жене Сартр описал добро как «просто иллюзию», добавив, что «зло – это ничто (