Размывание истины коммунистическим утопизмом во всей своей полноте наблюдается не в «Критике диалектического разума», а в последующих эссе, собранных в выпусках VIII и IX Situations и опубликованных на английском языке под названием «Между экзистенциализмом и марксизмом» [Sartre, 1974]. В этой удивительной работе Сартр повторяет стандартное оправдание жестокости большевиков, которую якобы сделало необходимой «антикоммунистическое окружение». Ответственность за постоянную коммунистическую безжалостность он возлагает на Сталина, а затем на тот факт, что Коммунистическая партия стала институтом. Иными словами, одним из тех центров «инаковости» (или «серийности», как отныне называется работа дьявола), которые противостоят «тотализирующему» проекту просвещенного интеллекта. Такая критика чрезвычайно полезна для спасения того, что ей подвергается. Коммунистическая партия плоха, но только в том смысле, в каком плохи бойскауты, Сорбонна или пожарная команда. Ведь они все требуют коллективных и неподлинных действий в соответствии с институциональными нормами. Реальная деятельность партии, связанная с убийствами и разрушением, не имеет значения по сравнению с этой чертой, которую она разделяет с каждым долговечным социальным начинанием.
Поэтому мы не должны удивляться тому, как прокомментировал Сартр советское вторжение в Чехословакию. Коренной причиной «чешской проблемы», по его утверждению, был не социализм, а навязывание социализма, который не был «местного производства». «Причины, по которым люди выбирают социализм, имеют сравнительно небольшое значение; важно, чтобы они строили его своими руками» [Sartre, 1974, p. 86]. Виной Советского Союза было предотвращение этого естественного процесса. Современные якобинцы неизбежно должны использовать слово «народ» так, как применяет его Сартр, – как слово новояза, обозначающее абстрактную единицу, которая может «выбирать социализм» и строить его своими коллективными или хотя бы коллективизированными руками. И этот «народ» неизбежно должен рассматриваться как форма единодушия. Альтернатива – коллективное действие в отсутствие тотального согласия – слишком похожа на «институт», чтобы Сартр мог признать ее тем, чем она является, а именно лучшим, на что способны обычные люди.
Тем не менее в свете чешского опыта несколько удивительно, что такой гуманист и интеллектуал, как Сартр, все еще закрывает глаза на исключительно важный факт: бо́льшая часть «народа» на самом деле может отвергнуть социализм как из-за его обещаний, так и из-за реальных достижений. «Народ» способен понять, что он не хочет «социализации средств производства», и может не поверить в «равенство», лишающее людей возможностей и свобод, которые они до сих пор воспринимали как нечто само собой разумеющееся. По Сартру, как и согласно Хобсбауму, жестокость революционного социализма обусловлена «требованиями времени» (но кто создал эти требования?). Ошибка Советского Союза заключалась в том, что он заставил чехов принять систему, которая подходила только для «русских крестьян в 1920 году», но не для «чешских рабочих в 1950 году» [Sartre, 1974, p. 100]. Это объяснение демонстрирует больше презрения к русским крестьянам, чем уважения к чехам.