В «Истории безумия в классическую эпоху» (1961) этот тезис впервые проскальзывает у Фуко [Foucault, 1965; Фуко, 1997]. В этой книге он проследил историю изоляции сумасшедших начиная с XVII в., связав ее с этикой труда и подъемом буржуазии. Фуко не выносит обычных причинно-следственных объяснений и заменяет их своего рода идеалистической метафизикой. Он подразумевает, что сам способ мыслить об определенных вещах приводит к их воплощению в жизнь. Эти вещи в действительности не отличаются от наших представлений о них. Таким образом, он не говорит, что экономическая реорганизация общества привела к изоляции сумасшедших. Скорее, он скажет, что «требование изоляции безработных, одновременно и экономическое и нравственное, было выработано в рамках определенного опыта труда».
Еще более важно то, что новую интерпретацию получает не только учение Маркса, но и переработанные Кожевым идеи Гегеля. В тот период, который Фуко в этой книге и впоследствии описывает как «классическую эпоху», сумасшедший – это «другой». Он другой, потому что указывает на пределы преобладающей этики и отчуждается от ее требований. И в этом отказе быть «нормальным» есть своеобразное благородное презрение. Поэтому безумца нужно призвать к порядку. Через лишение свободы безумие подчиняется правлению разума, которое есть то же самое, что и основная форма господства. Сумасшедший теперь живет под юрисдикцией здоровых, в соответствии с их моралью и ограничениями, налагаемыми их законами. И обращение к разуму в этом близком контакте должно раскрыть безумию его «истину», ту правду, благодаря которой разум «узнает» это состояние. Не иметь разума – значит, согласно «классической» мысли, быть животным. Таким образом, сумасшедшего нужно заставить играть роль зверя. Его заключают в клетку и используют как вьючное животное. Благодаря такому столкновению со своей «истиной» он обретает целостность.
Каждая последующая эпоха находит похожую «истину», которую использует при столкновении с теми, кто бросает вызов устоям. И каждая эпоха определяет душевное здоровье в соответствии с преобладающей системой власти: душевное здоровье – это форма поведения, которая почитает сложившиеся структуры господства. Но, по словам Фуко, запасы «истин», при помощи которых безумие может быть локализовано, теперь исчерпаны. Сумасшествие выходит из клетки и заставляет нас столкнуться с нашей «истиной». В финале драмы боги французского послевоенного олимпа выходят на сцену слева, чтобы показать язык буржуазии, сидящей в партере. Гойя, де Сад, Гёльдерлин, Нерваль, Ван Гог, Арто, Ницше – все они, согласно Фуко, своим примером доказывают, что голос неразумия (