— Вы не можете об этом судить. Как вы вообще можете об этом судить, откуда вы знаете? — Саймон сжал кулаки, заставляя себя говорить спокойно.
— Ты не доктор.
— Какое здесь это вообще имеет значение?!
— Сай…
— У тебя нет профессионального опыта, который позволил бы тебе оценивать ее состояние.
— Нет, у меня есть только человеческий.
— И разве он не говорит тебе, что качество ее жизни на нуле? Это совершенно очевидно.
— Нет, не очевидно. Мы не знаем, что творится у нее в голове, мы не знаем, что она чувствует, что думает.
— Она не думает ничего. У нее нет способности разумно мыслить.
— Но так же не может быть.
— Почему?
Кэт разразилась слезами.
— Хватит, — сказала она. — Я не хочу это слушать, не хочу, чтобы подобного рода разговоры звучали у меня дома.
Крис поднялся и подошел к ней.
— Очевидно, в данный момент никто не способен вести рациональную дискуссию по этому поводу, — сказала Мэриэл Серрэйлер. Она встала, спокойно отнесла свою кофейную чашку к посудомоечной машине и загрузила ее туда. — С моей стороны было неразумно ожидать этого. Прошу прощения.
— Что ты собираешься делать?
Мэриэл посмотрела на своего сына.
— Я поеду домой.
— У тебя нет никакого права принимать решения касательно Марты, ты знаешь это.
— Я прекрасно знаю, какие у меня есть права, Саймон.
— Ради всего святого! — Кэт вцепилась в руку Криса, слезы текли у нее по лицу.
— Тебе пора в кровать, дорогая, — сказала ее мать.
— Не говори со мной так, я не маленький ребенок.
Мэриэл наклонилась и поцеловала Кэт в макушку.
— Нет, ты беременна. Я поговорю с тобой завтра.
Телефон зазвонил в ту секунду, когда она уже взялась за свою сумку. Крис жестом попросил взять трубку Саймона, который сидел ближе всех.
— Кто это?
— Саймон.
— Да. Твоя мать там? — Ричард Серрэйлер был как всегда краток.
— Она как раз собирается домой. Ты хочешь поговорить с ней?
— Скажи ей, Китс только что звонил из больницы Бевхэма.
— По поводу Марты? — Саймон сразу почувствовал молчаливое напряжение, повисшее в комнате за его спиной.
— Да. Она пришла в себя. Она в сознании. Я еду туда прямо сейчас.
— Я скажу им.
Саймон положил трубку и обернулся. Ему хотелось смеяться. Танцевать. Ликовать всем назло.
Он посмотрел в лицо своей сестры — залитое слезами, опухшее, с огромными глазами.
— Очевидно, Марте гораздо лучше, — мягко сказал он.
Когда он снова вошел в палату сорок минут спустя, он был один. Его мать сказала, что больше не может видеть больницу, а у Кэт просто не было сил.
— Тебе не нужно ехать туда, — сказала Мэриэл Серрэйлер. — Никому из нас не нужно. Твой отец сейчас там.