— Чегойта? — поинтересовался Дэн.
— Тогойта! — парировала сестра. — От Насти ты ушел стретовскими огородами. И да, про Олю мне мама тоже рассказывала. Но ведь не вариант, да?
— Ксюха, блин!
— Сам такой, — Ксения показала ему язык.
— Брек, Басаргины! — вклинился Парамонов. — Еще подеритесь тут. Кстати, а вы дрались в детстве?
— Конечно! — сказала Ксюха и кивнула головой на брата. — Он — за меня.
— Она поддерживала артобстрелом, — рассмеялся Денис.
— Два диверсанта, — расхохотался Глеб, и Кроха на его руках возмущенно заверещала. Он легко подбросил ее и возмущение превратилось в смех. — Ну так чего, Дэн? Что там у тебя со сменами и бабами в пятницу?
— Привозите, — сдался Басаргин. — Все равно не слезете.
— Слава яйцам! — Глеб закашлялся и пояснил: — В смысле — спасибо, друг!
Из Стретовки Басаргин выбрался только далеко после обеда, забивая эфир всем, чем было возможно. Племянницей, чисткой мангала, чтением старых журналов на диване. В одном обнаружилась увлекательная статья о перевыполнении плана тушения пожаров какой-то из столичных частей.
А всю дорогу домой, словно мелодией из шарманки, крутилось единственное: еще сутки.
От встречи с Олей его отделяли лишь сутки.
И в самой буйной своей фантазии Денис не мог представить, что начнется все с Каланчи. Но, как в плохом кино, в котором фигурирует любовный треугольник, разборка между двумя самцами относительно самки — неизбежна. Даже если самке оба они нафиг не сдались.
Каланча поймал его в раздевалке в самом начале смены, где они по стечению обстоятельств оказались первыми и только вдвоем. Он даже выдохнуть после дороги толком не успел, как Жора захлопнул перед его носом его же ящик и вдохновенно выдал:
— Вообще, лейтенант, ты молодец! Нормально все рассчитал!
— И тебе здравствуй, Жора, — удивленно отозвался Денис и распахнул дверцу обратно. — Не с той ноги встал?
— Ты какого хрена Надёжкину клеишь, а?
— С березы рухнул?
— Нефиг придуриваться! Мужики видали, как ты ее в прошлый раз забирал. И она тебя ждала!
— Забирал, — медленно проговорил Денис. — Дальше что?
Жорик аж рот раскрыл. Но, кажется, понятие о том, что именно «дальше», натыкалось на неумолимую стену полного отсутствия воображения и способности мало-мальски развивать собственные мысли. Потому он набычился и прорычал:
— А ты думаешь, мало? Ты ее глазами жрешь так, что по роже врезать охота. Я тебе как другу все рассказал. Ты ж знал, что Надёжкина — моя. А сам лезешь!
— Жо-ра! Она не кобыла, чтобы быть чьей-то.
— Я с ней который месяц толкусь! Это ты мне на Новый год помешал. А сам тем временем… И давно вы… Давно?