У лейтенанта просто не было никаких шансов. И, снисходительно улыбаясь, немец согласился сыграть.
Спустя пару часов Лемман сердито хмурился, смотрел то на шахматную доску, то на лейтенанта, и решительно обличал его:
— Сейчас вы могли съесть моего ферзя! Я же прекрасно видел! И вы видели! Так почему не съели?
— Потому что я не видел.
— Лжете! Лжете, как ваши газеты!
— К прессе я не имею никакого отношения, только к кино.
— Ааа! — махнул рукой Лемман. — Плевать! Вы выиграли у меня перед этим две партии! Выиграли враз! Неужели вы думаете, я поверю, что вы не заметили ферзя!
— Поверите, потому что это правда!
— Я в состоянии еще определить хорошего игрока!
— И хорошие игроки бывают рассеянными.
— Чушь! Вы меня пожалели! Я отказываюсь играть с вами впредь.
— Жаль. Мне понравилось.
И в этот момент Уилсон так обезоруживающе улыбнулся, что шансов не стало у Рихарда. Уголки его губ медленно поползли вверх, и он сказал, пытаясь скрыть улыбку:
— Однажды мне повезло. Очень повезло. Я оказался в одном окопе с французом, и он не убил меня. Пожалел. Мне было девятнадцать. С тех пор я часто говорю, Грета не даст солгать… Даже когда мир катится к черту, найдется француз, который не выстрелит.
— Я наполовину русский.
— Я постараюсь это пережить, — совершенно серьезно ответил Лемман. И вдруг увидел нечто невероятное, что уже и не ждал увидеть. Грета в своем кресле едва заметно улыбалась. У него перехватило дыхание от понимания того, что это они с Уилсоном заставили ее улыбнуться. Не желая застать ее врасплох, он быстро опустил глаза к шахматной доске и вернулся к партии.
На следующий день их рацион претерпел новых изменений. Грета приготовила картофель, принесенный откуда-то лейтенантом, и… тушенку. Благоухало так, как не благоухало уже много-много месяцев, не считая Рождества. Потом происходящее немного разъяснилось. Уилсон впервые ужинал с ними, а не в столовой при комендатуре. Он быстро поел и ушел в свою комнату. Рихард озадаченно смотрел ему вслед. А затем снова перевел взгляд на невестку.
— В сущности, он славный малый, не находишь? — подозрительно спросил он.
— Возможно, вы просто к нему привыкли, — пожав плечами, отозвалась Грета.
— А ты?
— Вы считаете это неправильным?
— Я ничего не считаю. Мне никогда не полагалось что-то считать! Это вы, молодые, на все имеете свое мнение!
Ничего не ответив, Грета стала убирать со стола. Неожиданно подошла к Рихарду, порывисто его обняла и, поцеловав в щеку, шепнула: «Старый ворчун!» И ушла наверх. Рихард так и остался сидеть, глядя на чистый стол и по-дурацки улыбаясь.