Ликиту как муравьев за шиворот насыпали от этих слов. Воспоминания об утраченном доме, изгнании, нескольких лунах службы в чужой крепости, где и не понять, воин ты или пленник, да и ни одного знакомого лица нет, острым ножом рванули по сердцу, заставили присмотреться к девочке повнимательнее.
— Знаю, — ответил он и сам удивился тому, как глухо прозвучал его голос. — Хоть в это и сложно поверить, но… Ты тоже не суди поспешно. Меня, кстати, Ликит зовут, — он поклонился, как было принято в степи: неглубоко, почти кивком. — А тебя как?
— Сурия, — она вытерла нос рукавом совсем мальчишеским жестом и вдруг добавила: — Ну, что уставился? Нос распух, глаза красные? Сама знаю, что нечем любоваться. Так и не смотри.
— Да нет, вовсе я не о том думал, — Ликит моргнул растерянно и честно попытался объяснить: — Просто ты такая обычная сейчас, ну, как все люди, как я сам. А раньше казалось неживой, будто кукла. И ходила так, голову задрав до потолка.
— Нас так учат, — вздохнула девушка и села на скамейку. — Мы такие и должны быть: как видение, чудная греза, ничего обыденного, только легкость и красота, недоступная для всех, кроме господина. А что внутри буря — так это не важно.
— Странные обычаи.
— А у вас как?
— Смотря где “у нас”, — уточнил Ликит. — В Недоре — я и сам не знаю, я там только на границе был, в горах. Знаешь, в гарнизоне, особенно, если ты чужак и почти преступник, мало возможностей узнавать местные обычаи. А на моей родине, в Великой Степи, дети сами решают, какую судьбу избрать. У нас даже девушки могут встать на воинский путь, хоть это и не очень часто происходит.
— А как ты вообще в Недоре оказался? И почему тебя в гарнизон отправили? Ты что-то натворил? — Сурия нахмурилась и чуть отодвинулась от Ликита, косясь на него настороженно.
— Вроде того, — юноша и сам не мог понять, почему рассказывает о своем прошлом. — Едва не сорвал переговоры, а потом чуть не убил герцогиню Недоре.
— И тебе сохранили жизнь? — глаза девушки стали круглыми-круглыми. — Не казнили, не заключили под стражу?
— Заключили, я даже готовился умереть, но герцогиня заступилась, — пояснил Ликит. — Я тогда чуть со стыда не сгорел. На родину мне запретили возвращаться, а дядя едва не изгнал меня из рода, дав год на то, чтобы очистить свое имя службой в войсках герцогства. Теперь дяди нет, и хотя формально я все еще принадлежу степи, путь назад кажется мне непомерно долгим. Я хорошо понимаю, что такое одиночество и отчаяние.
— Прости, я не знала, — Сурия уже окончательно успокоилась. Она оперлась локтями о колени и в задумчивости устроила подбородок на переплетенных пальцах. — Сейчас ты взобрался почти на вершину. Паришь, как птица среди облаков, а с земли это кажется легким занятием.