Давнишняя, по-детски обидчивая улыбка тронула Мишины губы. Он поднялся на ноги.
— Ты не в себе. Я зайду после.
Уже готовая разрыдаться, не удержалась, крикнула вслед:
— Можешь совсем не приходить!
Слышала, как брат одевался, что-то сказал горничной, и его шаги удалились, затихли на ступенях парадной лестницы. Лишь после этого сорвалась с места.
— Миша!
Но внизу уже хлопнула дверь, брат не услышал ее.
— Глаша, верни его!
Девка в растерянности изумленно глядела на нее.
— Не стой — беги!
Горничная с непостижимой быстротой бросилась вниз по лестнице, ноги ее стремительно отсчитывали деревянные ступени. Несколько минут протекли в ожидании. Потом из сеней донеслись голоса: оживленный, быстро тараторивший — Глашин, и ровный, бесстрастный — Мишин. Брат явно не был расположен поддерживать разговор с прислугой. Вразнобой стучали шаги по ступеням: частые и легкие Глашины, редкие тяжелые — Мишины.
Елена Павловна кинулась навстречу брату безотчетно, как бывало в детстве, головой уткнулась в его плечо и разрыдалась.
Михаилу Павловичу было из-за чего расстроиться. Накануне подле деревни Кузьмиха полицейский наряд, высланный им, задержал двоих с контрабандным чаем. С виду у них был вполне безобидный воз. Он и не вызвал бы подозрения у стражников, если бы не поведение сопровождающих дровни: очень они беспокойно вели себя, то и дело озираясь, то отставали, то опережали буланую лошаденку, понуро бредущую по санному проселку. Когда трое верховых с гиканьем выскочили из засады и, пришпоривая коней, пустились наперерез, один из мужиков кинулся бежать. Вскоре он, верно, опамятовался — где ему было, пешему, скрыться от верховых посреди чистого поля.
Задержанные клялись и божились, что никакого отношении к возу сена и тем паче к тому, что спрятано в сене, не имеют. Они возвращались из деревни Грудинино, куда наведывались по своим делам — сватали невесту. На полпути присели на коряжину передохнуть, и вот тут их настигла подвода, которую сопровождал неизвестный им человек. Поскольку сидели они тихо, вроде как притаясь, возчик, завидя их, перепугался, припустил наутек. Лошадь с возом бросил на произвол. Они покликали беглеца, тот не отозвался. Старый мерин, тащивший сани, продолжал идти дальше как ни в чем не бывало — дорогу знал. Они посчитали, что беглец вскоре одумается и вернется. Так и шли за чужим возом да посматривали, не видать ли позади хозяина.
— Сам зачем побежал? — допытывались у оробевшего невзрачного мужичонки.
— Так напужался. Вы налетели с гвалтом, как татары, — сердце в пятки провалилось.