– Судьи наконец-то засучили рукава и назначили все старые дела к слушанию. Поэтому Фрэнклин сумел почти одновременно выиграть все ваши процессы. – Полная чушь, от первого до последнего слова, но опровергнуть ее мог только Фрэнклин. Ясное дело, он смолчал. – Это такая огромная радость для мистера Аверса, что он всей душой пожелал отпраздновать ее вместе с вами. А теперь, дамы и господа, ваши призы!
И я вскинула высоко над головой веер, составленный из двенадцати конвертов.
Церемония вышла торжественная – не хуже вручения дипломов в университете. Я по одному передавала конверты Фрэнклину. Тот сдавленным голосом оглашал имя клиента, под громовые аплодисменты вручал ему причитающееся и вяло жал руку. Осчастливив последнего, попытался незаметно ретироваться, но не тут-то было – гости дружным хором потребовали его выступления.
– Речь! Речь! Речь! – скандировали они.
– Гм-м... – Он сипло откашлялся. – Счастлив видеть вас здесь. Гм-м... К сожалению, я очень устал, только что с самолета... Прошу меня простить, я лишь переговорю с миссис Аверс, и мы присоединимся к вам.
Я махнула официантам, чтобы разносили десерт, и позволила Фрэнклину вывести меня в кабинет. Едва за нами закрылась дверь, я брезгливо выдернула руку. Всю дорогу через гостиную он с такой яростью стискивал мое запястье, что на коже остались красные пятна.
– Убить тебя мало!
– Вряд ли разумно признаваться в этом при свидетелях, – холодно усмехнулась я, и он в панике оглянулся. Эшли, увязавшаяся за нами следом, плотно затворяла дверь. – Боитесь, мы придушим друг друга, обнимаясь на радостях?
Она лишь высокомерно хмыкнула. Усмешка у нее была точь-в-точь как у Фрэнклина. Наверняка они находят забавным одно и то же: голод, мор, озоновые дыры. Представляю, как они забираются в постель и заключают друг друга в объятия – два робота, надменно усмехающиеся и лязгающие железными телами. Я едва не рассмеялась.
Но Фрэнклину было не до веселья.
– Ты хоть понимаешь, что натворила?
– Янатворила? Ты бы лучше на себяпосмотрел, дорогой. Господи, только вдумайся! Ты обирал людей, переживших страшные трагедии, испоганил мою жизнь. И у тебя еще хватает наглости винить меня в своих грехах?
Он сунул руки поглубже в карманы – наверняка борясь с соблазном подпортить мне макияж – и принялся мерить шагами кабинет.
– Ты никогда не понимала, что такое власть. Если человек наделен властью, обычные порядки не для него. Вот твой отец отлично это знал.
– Не смей даже упоминать о нем!
– Только так и делается большая политика. И мы бы давно тебе это объяснили, выкажи ты чуть больше заинтересованности.