Норвальд угрюмо молчал, прищуренными глазами он изучал турка, сжимая окровавленную рукоятку меча.
— Ты не ошибся, Зенги-эш-Шами, — гордо ответил Ахмет, — а это мой брат по оружию Джон Норвальд. Прикажи, о принц, своим волкам наступать.
Многие из них пали. И еще не один падет, прежде чем их сталь доберется до наших сердец.
Зенги, подвластный демону-насмешнику, что таится в сердцах всех сыновей Азии, пожал могучими плечами.
— Сложите оружие, волчонок, — и я клянусь честью моего рода, что ничей меч не коснется вас.
— Я не доверяю ему! — прорычал Джон Норвальд. — Пусть только он приблизится — отправится в ад вместе с нами.
— Нет, — ответил Ахмет. — Князь сдержит свое слово. Опусти меч, брат мой. Мы сделали все, что только могут люди. Мой отец эмир выкупит нас. — Он бросил ятаган с мальчишеским вздохом нескрываемого облегчения, а Норвальд с неохотой сложил свой меч.
— Я предпочел бы вонзить меч в его тело, — проворчал он.
Ахмет повернулся к победителю и распростер руки.
— О, Зенги… — начал он, но тут турок сделал быстрый жест, и двое пленников ощутили, что их схватили и связали за спиной руки ремнями, врезающимися в тело.
— В этом нет никакой необходимости, принц, — запротестовал Ахмет. — Мы отдались в ваши руки. Прикажите вашим людям освободить нас. Мы не попытаемся бежать.
— Замолчи, щенок! — отрезал Зенги. В его глазах все еще плясала опасная насмешка, но лицо потемнело от ярости. Он приблизился к пленным.
— Ни один меч не коснется тебя, собака, — неторопливо сказал он. — Таково было мое слово, а свои клятвы я держу. Ничей клинок не приблизится к тебе, однако сегодня же вечером стервятники будут пировать твоим телом. Твой пес отец убежал от меня, но ты не убежишь; а когда ему расскажут о твоем конце, он будет в муке рвать на себе волосы.
Ахмет, которого крепко держали солдаты, побледнев, поднял глаза, но заговорил без страха:
— Значит, ты нарушаешь клятву, турок?
— Я вовсе не нарушаю клятву, — ответил повелитель Васита. — Кнут — не меч.
Он поднял руку, державшую ужасный турецкий бич, из семи сыромятных ремешков с вплетенными кусочками свинца. Нагнувшись в седле, он с ужасной силой ударил юношу бичом поперек лица. Брызнула кровь, и один из глаз Ахмета оказался наполовину вырванным из глазницы. Юношу держали крепко, и он не мог уклоняться от обрушившихся на него ударов Зенги. Но он не издал ни всхлипа, хотя от ударов, раздиравших плоть и ломавших кости, его лицо превратилось в ужасающее кровавое безглазое месиво. Только под конец, когда умирающий потерял сознание и его тело обвисло в руках державших его солдат, с истерзанных губ сорвался еле слышный животный стон.