Тем не менее, удивился он точно так же, как обитатели Эль Гора.
— Что ты делаешь в моем замке… Без предупреждения? — выдохнул Нуреддин.
Незванный гость поднял руку в серебряной перчатке и возвестил:
— Лев Ислама, защитник правоверных, Юсуф ибн Айюб, Салах ад-Дин, Султан Султанов, не должен предупреждать о своим визите. Он вправе по своему желанию посетить твой, или любой другой замок, араб.
Нуреддин неподвижно застыл, в то время как его сторонники начали приветствовать Саладина согласно этикету. Арабский ренегат был по-своему упрям. Наконец он принял определенное решение.
— Мой господин, — проговорил он. — Все так и есть, просто я сразу не узнал вас. Но Эль Гор — мой, и не в силу права наследия, дара какого-то султана, а лишь благодаря силе моей руки. Поэтому я с радостью приветствую вас, но не стану извиняться за свои поспешные слова.
Саладин лишь устало улыбнулся. Полвека интриг и борьбы с врагами тяжким грузом легли на его плечи. Его взгляд, который казался слишком мягким для такого человека, уперся в гиганта-франка, который все еще стоял, поставив ногу на тело обезглавленного Косру Малика.
— А это что такое? — поинтересовался султан.
Нуреддин насупился.
— Назаретянин, объявленный вне закона, похитил девку из моего гарема и убил моего товарища, сельджука. Прошу вашего позволения избавиться от этого пса. После я передам вам его череп, отделанный серебром…
Прервав его речь властным жестом, Саладин прошел мимо Нуреддина и его людей и встал напротив мрачного франка.
— Думаю, что я узнал тебя, несмотря на опущенное забрало, — с улыбкой заметил султан. — Что заставило тебя, Кормак, снова повернуть на восток?
— Довольно! — хриплый голос гиганта-норманна громом разнесся по комнате. — Вы поймали меня в ловушку. Я проиграл. Не станем тратить время на насмешки. Можете натравить на меня своих шакалов, и покончим с этим. Клянусь моим кланом, многие из них останутся навсегда лежать в этой пыли, прежде чем я умру… Мертвых будет больше, чем живых.
Нуреддин с яростью сжал рукоять своей сабли. У него аж костяшки пальцев побелели.
— И ты станешь слушать это, мой повелитель? — в сердцах воскликнул он. — Сколько может эта неверная собака оскорблять нас в лицо…
Саладин медленно покачал головой, улыбаясь, словно услышал какую-то только ему одному понятную шутку.
— Слова этого франка не пустое хвастовство. В Акре, Азоте и Иоппии я видел, как череп на его щите сверкал звездою смерти, и правоверные падали под ударами его меча, как колосья пшеницы.
Великий курд повернул голову, разглядывая собравшихся молчаливых воинов и их растерянного предводителя, который избегал смотреть ему в лицо.