Кормак зарычал.
— Почему я ненавижу своих врагов? Ты не более, чем еще один разбойник. Ты обманул Ричарда и остальных благородными речами и прекрасными делами, но меня ты не обманешь. Ты пытаешься выиграть словами, там, где не смог одержать победу силой.
Саладин покачал головой, бормоча что-то себе под нос. Кормак посмотрел на султана, прикидывая, сможет ли добраться до курда с одного прыжка и прихватить Саладина с собой в царство мертвых. Норманн-гаэл был сыном своего времени и своей страны, родившись среди воюющих кланов на землях залитой кровью Ирландии. Там милость была неизвестна, а рыцарство — в чести, доброжелательное отношение к противнику считалось признаком слабости, а вежливость — прелюдией к предательству. Так учили Кормака с детства, в стране, где мужчина использовал любое преимущество, и дрался словно дьявол, охваченный жаждой крови, если хотел выжить.
Теперь, повинуясь жесту Саладина, вернулись те воины, что ранее отступили за дверь, освобождая место для поединка.
— Путь свободен, Кормак.
Гаэл посмотрел на Саладина, чуть прищурившись.
— Это какая-то игра, — прорычал он. — Должен ли я повернуться спиной к клинкам твоих псов? Уберите сталь!
— Всем убрать мечи в ножны, — приказал курд. — Никто тебя и пальцем не тронет!
Кормак, словно раненный лев покрутил головой, разглядывая окружавших его мусульман.
— Ты говоришь, что я свободен, после того, как я нарушил перемирие, убивая твоих шакалов?
— Перемирие уже было нарушено, — заверил его Саладин. — И в этом не твоя вина. Ты заплатил кровью за кровь, и сохранил свою клятву мертвым. Ты грубый и дикий человек, но я хотел бы иметь побольше таких воинов, как ты, в своих рядах. Ты — предан своему господину, и за это я уважаю тебя.
Скривившись, Кормак вложил меч в ножны. В его сердце зародилось невольное восхищение этим мусульманином с усталым лицом, и это его злило. Наконец он понял, что в Саладине нет коварства, а происходящее — всего лишь справедливое отношение, пусть даже и к врагам, а не наигранное благородство. Кормак неожиданно понял, что султан придерживается тех же принципов рыцарства и чести, о которых так много говорили франкийские рыцари и которых так редко придерживались. И Блондель, и сир Жерар были правы, когда спорили с Кормаком, пытаясь убедить его, что рыцарство не просто романтическая мечта, а в самом деле существует в сердцах некоторых людей. Но Кормак родился и вырос в дикой стране, где люди отчаянно, словно волки, боролись за жизнь… А потом он понял, что сам в глазах Саладина выглядит словно варвар. Однако единственное, что ему оставалось сделать, так это пожать плечами.