Лорен так размахивала руками, что Патрику пришлось накрыть их своими.
– Тише, милая, что ты такое болтаешь.
Харпер прочистила горло. Она не знала, что и думать, верить ли убежденности Лорен, что арестовали не того человека. По ее описанию вполне похоже на Наташу, только корзины не хватает, ну и зубы у нее нормальные. Может, Лорен просто плохо запомнила, как выглядела ее мучительница – в конце концов, она сильно перенервничала, – а потом воображение заполнило пробелы несуществующими деталями.
– На данный момент Наташа Даулинг – наша единственная подозреваемая. Улики пока только косвенные, но, думаю, скоро мы сможем доказать, что это она похитила детей. Надеюсь, ей в ближайшее время предъявят обвинения, но я в любом случае буду держать вас в курсе. Да, и, мистер Трантер, вам, вероятно, тоже нужно будет явиться в участок для дачи показаний.
Патрика эта перспектива явно не слишком воодушевила, но он все же кивнул, подтверждая, что все понимает.
Пока Харпер прощалась с ними, Лорен смотрела в сторону. Уже у самой двери Харпер услышала плеск и, обернувшись, увидела пятно на ковре – стаканчик с чаем опрокинулся на пол.
– Ой, вот я неуклюжая. Сама не знаю, как это получилось. Простите. Я сейчас все уберу…
– Не волнуйся, все в порядке. Я сам. – Патрик схватил пару бумажных полотенец, чтобы промокнуть пол.
Харпер замерла, присматриваясь. Посреди темного мокрого пятна на ковре лежало что-то весьма похожее на фрагменты оболочек от капсул. Что бы это ни было, оно очень быстро растворялось в горячей жидкости, спустя несколько мгновений уже и следа не осталось.
– Ты так и не попила, – сказал Патрик. – Я еще принесу.
Он прошел мимо Харпер, свернул к кафетерию и исчез за поворотом. Харпер вышла в коридор, размышляя, как лучше поступить. Сообщить врачам, что Лорен не принимает лекарства? Пойти за Патриком и рассказать ему? Чем больше она думала об этом, тем сильнее сомневалась в том, что видела. Медсестра ведь проверила рот Лорен, убедилась, что там пусто. Когда за ней уже закрывалась дверь, Харпер услышала, что витающая в собственных мыслях женщина у окна вдруг запела. Мелодия была старинная, печальная, исполненная чувства.
Я простая ткачиха, меня знает всякий в округе.
Я вкус хлеба давно позабыла, обносилась до дыр.
Башмаки порвались, а чулок отродясь не видала.
За пожитки мои медяка и того не дадут.
Харпер прислушалась, и ей внезапно показалось, что вступили еще один или два голоса – тоненьких, высоких. Она придержала дверь, сквозь образовавшуюся щель заглянула в комнату, думая, что подпевает Лорен, – но ее губы были плотно сжаты. Пели младенцы. Харпер видела их в профиль: из их широко разинутых, как при плаче, ртов вырывался звук, необъяснимо похожий на пение. Она лихорадочно переводила взгляд с детей на женщину в углу и обратно – невозможное трио. Не может этого быть. Широко распахнув дверь, она в отчаянии взглянула на медсестру, но та снова спала, положив журнал на грудь.