Вся парковка у кафе «Фреш Граунд» была забита патрульными автомобилями. Полицейские в спешке побросали их как попало – подъезжали к кафе и тормозили, где придется. По пути из участка термометр на приборной панели в машине Харпер показывал тридцать один градус на солнце. В тени деревьев было самую малость прохладнее, но из-за влажности создавалось ощущение, будто дышишь через теплый мокрый носок. Деревья по обе стороны дороги образовывали глухой туннель, который просматривался далеко вперед, до поворота. Харпер много раз проезжала здесь и хорошо помнила эту дорогу: за поворотом она продолжалась, чем дальше, тем у́же, и вела через горы до самого Манчестера.
Кафе стояло на солнцепеке среди выжженной буро-желтой травы. Его черная ромбовидная тень ковровой дорожкой лежала у входа. Что происходит внутри, против солнца было не разглядеть. Позади здания, на дорожке возле небольшой детской площадки, двое полицейских брали у кого-то показания. Шум и суматоха привлекали зевак, которых, впрочем, тут же встречали два румяных констебля и вежливо разворачивали с просьбой очистить территорию.
Харпер перешла реку по мосту и направилась к кафе. Простая деревянная коробка на бетонной площадке напоминала облагороженный сарай. Туалет стоял отдельно – небольшой домик, сложенный из серого строительного камня. С его стены за Харпер пристально наблюдала пара нарисованных из баллончика мультяшных глаз. Как же приятно наконец-то вернуться к настоящей работе. Когда поступил звонок, Трапп тут же поручил это дело ей – видно, не совсем потерял веру в ее способности. Справедливости ради, выбор у него был невелик: кроме нее никого из сержантов просто не оказалось на месте.
Едва Харпер подошла к кафе, к ней повернулся один из констеблей. Но прежде чем он успел задать вопрос, она достала удостоверение и назвала свое имя. Констебль, коренастый и коротко стриженный, с кривым, пережившим несколько переломов носом, представился Аткинсоном.
– Где миссис Трантер?
– Кто?
– Мать.
Констебль на секунду замешкался, точно удивился вопросу, но затем отступил в сторону со словами:
– Сюда, сержант.
Внутри пахло кофе и разогретой на солнце пропиткой для дерева. Сперва Харпер почти ничего не видела, но постепенно глаза привыкли к неяркому свету.
– Как вы узнали? – тихонько спросил Аткинсон.
– Узнала что?
– Имя. Она же никому ничего не говорит, только скандалит.
– Диспетчер сообщил, – ответила Харпер и тут же поняла, что это неправда.
Никто не говорил ей, как зовут мать. И тем не менее она знала. С самых первых секунд, с того самого момента, когда у нее на столе ожила полицейская рация.