Над полем боя стоял неумолкаемый шум, звон и рёв голосов. Немцы были хорошими воинами, первые ряды их тяжёлой конницы всё-таки смогли прорубиться сквозь боевые порядки пеших данов, и, вырвавшись из тесной сечи, они начали заходить им в тыл.
– В копья, сынки! – прокричал Филат и сам, схватив в руки длинную пику, заскочил в общий курсантский строй. За ним забежали и те пять десятков воинов из расчётов онагров, что стояли сзади.
– Русь! – заревел четырёхсотенный прямоугольник и мерной поступью пошёл вперёд.
– Раз! Два! Раз! Два! – под счёт привычно орудовал пятиметровой пикой Митяй. – Раз! – и длинный гранёный наконечник пробил кольчужную бармицу, прикрывающую шею рыцаря. – Два! – Пика пошла назад, а всадник, обливаясь кровью, сполз с седла на землю.
– В стороны! – прокричал команду датчанин Йенс, и разорванные крылья шеренг, когда-то бывшие единым строем тяжёлых копейщиков, начали медленно расходиться, пятясь от центра вбок.
– Ну, вот и наше время пришло, Василь! – проговорил Сотник, оглядывая из седла всё конное войско. – Пора и нам бить, пока там немцы наших мальчишек не посекли!
– В атаку! Русь! – кинул он клич, и четырнадцать сотен датской и русской кавалерии с оглушающим рёвом обрушились на врага.
– В сторону! В сторону! Наша конница идёт! Всем с дороги быстро, стопчут всех! – поторапливал пятящиеся курсантские сотни Филат.
На полном ходу мимо них сейчас неслась лавина всадников. Уставшая и наполовину выбитая в бою конница ливонцев уже не смогла остановить яростного порыва тяжёлой датской и русской кавалерии. Пять сотен её оставшихся в живых всадников были вырублены на раз, а затем кавалерия союзников обрушилась на теснимых с боков немецких пехотинцев. Враг не выдержал, дрогнул и обратился в бегство. На протяжении целого дня и ночи шло его непрерывное преследование. Затем добивать бегущих было поручено большой Степной сотне, пластунам и хорошо знающим эту местность вирумцам. Остальные войска приводили себя в порядок после тяжёлого боя. Впереди у них был ещё город-крепость Ревель. И нужно было ставить точку в этой кровавой войне!
– Командир, на полянке чужие! – докладывал звеньевой пластунского дозора Лютень Родьке. – Около десятка осёдланных коней под охраной двоих в кольчугах стоят. Да ещё в кустах кто-то рядом с ними возится. Не разглядели мы там всего, день ведь, не подберёшься близко, да и держатся они там сторожко.
– Кто же это, ливы или латгалы? Небось, немцев-то, уже всех подчистую на поле боя посекли? – спросил пластуна Родька.
– Да нет, похоже, что всё-таки из тяжёлой конницы эти будут, у немецких-то союзников и сами кони послабже, да и амуниция не такая уж богатая, как у них, – ответил ему сержант. – Думаю я всё же, Родь, что это рыцарский десяток на Ригу после сражения отходит.