Вырвавшись из объятий горца, Эйримах тремя скачками отпрыгнула в сторону, но убедившись, что юноша не преследует её, остановилась. И, поскольку он молчал, она начала сбивчиво рассказывать о себе, о своем плене и бегстве, о желании быть вместе с женщинами своего племени. Он в изумлении выслушал ее рассказ и пообещал ей помощь… И хотя она еще не вполне понимала язык — она поняла слова юноши и приблизилась без страха. И без страха они пошли вместе, взявшись за руки.
Над горами призывно и тревожно трубили рога. Он объяснил, что началась большая война с племенами людей озера. Она сказала, что сбежала и надеется быть принятой племенем горцев.
Примерно через час они достигли селения горцев — скопления хижин на каменных насыпях, со всех сторон защищенных скалами. На каменной площадке горел огромный костер, который поддерживали женщины и дети. Молодой горец испустил призывный клич, и в ответ к ним подбежали две девушки, с изумлением уставившиеся на незнакомку в одежде обитателей низин. Юноша сказал, что это его сестры — Дитхев и Хогьё, а самого его зовут Тхолрог.
Хогье взяла Эйримах за руку и отвела в одну из хижин. Беглянку неприятно удивила бедность лачуги, освещенной лучами луны и смолистой еловой головней, которую Дитхев воткнула у входной двери. Никакой мебели и керамической посуды, шкафов и деревянного пола. Вся хижина была одним большим круглым залом с очагом в центре, земляным полом, и плоскими камнями в роли сидений. И всё же некая красота была и здесь — на стенах висели выделанные шкуры, украшением служили так же витые рога горных баранов и развешанное на стенах оружие.
Несмотря на гостеприимное радушие хозяев и обретенную свободу, Эйримах была разочарована. Хогьё и Дитхев были добры и великодушны, но начисто лишены изящества манер в движениях и речи, свойственных девушкам озера. Благородство их было несомненно, но оно еще не умело выразить себя кружевным узором церемонии. Пища горцев, которую они щедро предложили девушке, была обильна и сытна, но однообразна — мясо и кедровые орешки.
Но пока она утоляла голод и пила чистую воду альпийских ледников, ее сердце оттаяло. Она вдруг ощутила себя дома — и рыдая, бросилась в объятия горянок. Утешаемая ими, она ощущала силу своего народа, еще бедного и дикого, но исполненного благородства и отваги. Она плакала, оплакивая позор плена и рабства, потерянную любовь, тяготы бегства и скитаний. И две рослые белокурые девушки разделяли с ней печаль ее сердца, согревая ее теплом дружеского участия.
Вошёл Тхолрог. Вид плачущей гостьи обеспокоил его — ведь проклят дом, в котором гостю грустно, а его обреченные стены и кровля могут рухнуть. Но, хотя лицо девушки было печально, она явно рада была видеть его. Трудно понять девичье сердце, оно подобно непроходимому бурелому, скрывающему в себе самые прекрасные цветы… Вздохнув, он пригласил девушек к общему костру, где мужчины и женщины внимательно слушали крепкого старика с чеканно-твердым, мужественным лицом.