— Перестаньте мне это… подмаргивать!
Слышала или не слышала кормовщица, но серую шаль как бы нарочно откинула, взглянула уже прямо и неприкрыто. Спирин был ошарашен: какие к лешему глаза, какие к водяному волны!.. На корме была учительница из Верети, Альбина Адамовна. Человек без роду без племени, а туда же — открыто не здоровалась с ним… Ну и ладно. Он-то совсем по-хорошему спросил:
— Здравствуйте, как поживаете?
— Поживаю хорошо, здравствуйте, — ответила она.
Вот ведь совсем немного надо: только шаль откинула да два слова сказала, а злые волны уже и улеглись. Просвет вокруг образовался, горизонт уравнялся, отделив небо от того, что было внизу. А внизу проступил лес, черный, подтопленный. Лодка на тихой воде быстро прошла по ясно обозначавшейся улице, сквозь строй старых берез. Волна отстала еще в тот момент, как кормовщица сбросила с лица концы шали, став учительницей Альбиной Адамовной, а теперь и вовсе улеглись заводи. Проблескивало даже солнце, открывая бывшую околицу: верхушки пастушьих засек, остожья, одиночные деревья, кусты: мелко здесь было, вода лишь прикрыла лога, а на буграх еще кипела грязной пеной. Вид этого засоренного всяким хламом мелководья подействовал на Спирина угнетающе. Укором вставала водяная пустыня, с которой еще не сошли людские следы. В свое время Спирину и надлежало подчистить здесь все, порушить, порубить, попалить, но он не мог зачистить и десятой доли Забережья, надеясь, что остальное доделает сама вода.
Как только пристали к твердому заберегу, он первым выскочил на лед и побежал к берегу, слыша, как предательски проседает припай.
Даже и в Вереть не заходил — рванул прямиком через Бесин увал, оставив избишинского гонца далеко позади. Все, что налилось обидного за дорогу, он одним махом готов был вылить на Ольгу Копытову, которая самозванно объявилась Алексеихой.
Алексеиха была еще в конторе. Спирин обрадовался удаче и коротко сказал:
— Здравствуй, Ольга. Рассказывай.
— Здравствуй, Спиридон. Чего рассказывать? Гли-ко!
Спирин и сам уже видел газету «Красный Север», на которой покоились, как на смертной простыне, останки убиенного телефона. Впечатление было такое, что его в ступе толкли. И корпус, и внутренности — все было распахтано, раздавлено.
— Ясно, — определил Спирин. — А насчет взрыва — было?
— Да уж и не знаю… — замялась Алексеиха. — Наговорил разве кто. Разнесло, а порохом вроде не пахнет.
— Не пахнет, — подтвердил и Спирин, принюхиваясь. — Хотя знаете… Совсем распустились! Малахольные! За диверсию, знаешь, что бывает? К стенке по военному времени! Хватит с тобой валандаться! Где эта… беженка? Зови!