Сергеев заставил себя вернуться к столу, мундштуком трубки толкнул конверт с иностранными марками, он скользнул по полированному столу, чуть не слетел на пол. Сергеев прихлопнул его ладонью.
Вопросы и ответы полностью совпадали с показаниями Нечаева, именно это письмо ставило последнюю точку. Ричард Петерс в данном раунде получил нокаут. Если начальник русской секции опускался на пол как профессионал, то майор Сергеев получал затрещину как человек. Он ждал этой минуты, упрямо проверял версию за версией, знал, что получит удар. Не знал, как именно развеются остатки иллюзий, но уже несколько дней был убежден, что, хочешь не хочешь, придется проглотить горькую пилюлю.
Он аккуратно уложил все документы в папку для доклада, швырнул ее в сейф, громыхнув замком, запер холодный железный шкаф. Сейф не человек, ему все равно. Сергеев, посмотрев на него с завистью, отправился к начальству. Секретарша перестала стучать на машинке и улыбнулась.
— Олег Николаевич, начальник один, но просил не беспокоить.
У Сергеева не было острой необходимости видеть полковника. Желая кому-нибудь досадить, он открыл дубовую дверь, даже не заботясь, что полковник может услышать, сказал секретарше:
— Ничего, Ниночка, минутку потерпит.
Василий Васильевич перестал писать, отложил папку.
— Слушаю, Олег Николаевич.
— Я закончил, Василий Васильевич.
— Поздравляю, — без всякого энтузиазма ответил Василий Васильевич, взглянул на Сергеева, нахмурился.
— Разрешите доложить завтра, я очень устал, — сказал Сергеев резко, чуть ли не повышая голос, и обычные слова приобрели вызывающий характер.
— Отдыхайте. — Полковник не предложил сесть, но Сергеев не уходил. Он сунул в рот трубку, скрестил на груди руки.
Василий Васильевич взял папиросу, постучал мундштуком по коробке, закурил, наклонившись над столом, начал писать. Сергеев стоял не двигаясь, понимал нелепость своего поведения, мальчишескую картинность позы, но уйти не мог. Его что-то держало здесь, в массивном спокойном кабинете. Круглая, коротко стриженная голова начальника, его бугристый лоб, широкие плечи, короткопалые кисти неловко, но крепко держащие ручку и бумагу, весь он, литой, монументально уверенный, сегодня вызывал у Сергеева глухую неприязнь. Он всегда знал, как поступить, не сомневался в своей правоте.
— Олег Николаевич, я вас не задерживаю, — не поднимая головы, сказал полковник.
— Извините, до свидания. — Сергеев щелкнул каблуками и вышел.
— Олег Николаевич, — окликнула его секретарша, — извините, пожалуйста, не говорите полковнику. Он просил вам передать вчера, а я забыла. — Она выскочила из-за стола, протянула Сергееву какую-то бумагу.