Василий Васильевич слушал Сергеева, писал, когда он сделал паузу, полковник, не поднимая головы, сказал:
— Продолжай, я внимательно слушаю.
— Я пришел к выводу, что трое других вряд ли могли заинтересовать Петерса. Новиков и Нечаев не имеют к Соколовскому подхода, я убежден: о связи Нечаева с лаборанткой Соколовского Петерс не знает. Левченко в курсе работ ученого, поддерживает с ним постоянный деловой контакт, но журналист слишком эмоционален и слабохарактерен. Когда я это понял, то Зверев остался в одиночестве. Он для Петерса фигура со всех сторон подходящая. Он дружит с Соколовским, имеет на него влияние. Короче, Зверев годится, надо было суметь его обработать. Но чем же? Можно предположить, что компрометация Зверева была построена на его пристрастии к спиртному.
— Конкретнее, пожалуйста. — Василий Васильевич перестал писать, рисовал на бумаге вопросительные и восклицательные знаки.
Сергеев наклонил голову, подумал, выпил остывший кофе.
— Зверев не мог выиграть викторину, он не обладает соответствующими знаниями и феноменальной памятью Бориса Нечаева. Главное — даже если Зверев вообще опустил билет с ответами, то сделал это не раньше шестнадцатого февраля утром, действительны же были только билеты, помеченные пятнадцатым числом, причем сданные не позднее двадцати двух часов. Но Зверева тоже объявляют победителем, и он летит. Не странно ли, Василий Васильевич?
Полковник нарисовал очередной вопросительный знак. Выводы Сергеева соответствовали его выводам. Сергеев рассуждал профессионально. Каждый факт сам по себе стоил мало, но соединенные в логическую цепь, факты и фактики опутывали Зверева. Противник предвидел возможность того, что факт вербовки не пройдет незамеченным советской контрразведкой, и подставил под подозрение своего действительного агента, намеренно допустил легкообнаруживаемый просчет, подсунув вывод: Зверева подставляют, прикрывая другого, действительно завербованного. Значительно тоньше он подставляет Нечаева. Неплохо, чувствуется рука Ричарда Петерса.
Сергеев еще не закончил. Василий Васильевич откинулся в кресле, прикрыл глаза.
— Петр Левченко мне рассказал, что, убеждая его рассказывать мне только правду, Зверев сказал: «Контрразведка подозревает, что ты был в Монте-Карло завербован», — последнее слово Сергеев произнес почти по слогам, полагая тему исчерпанной, допил кофе и закурил.
Одним из недостатков начальника Сергеев считал стремление все разжевать, лишний раз объяснить, что дважды два — четыре. Сам он этого старался не делать, полковник безусловно поймет: в его беседах с друзьями не называлось слово «вербовка», произнеся его, Зверев выдал себя. Из четверых никто, кроме самого агента, не знает, почему Сергеев донимает его вопросами.