В 1940 г. личный состав одной батареи ПВО в Берлине преспокойно совмещал отслеживание бомбардировщиков Королевских ВВС на боевом дежурстве и исполнение ролей в пьесе «Сон в летнюю ночь» – в увольнительных. На протяжении 1930-х гг. Шекспира чаще ставили в Германии, чем в Британии. Гитлер, однажды заметивший, что «ни в одной стране не исполняют Шекспира так же скверно, как в Англии», лично вмешался для снятия запрета на творчество вражеского драматурга после начала войны. Директор Немецкого театра в Берлине Хайнц Гильперт отозвался на бомбежки Британии планом поставить не менее трех пьес Шоу и трех – Шекспира в одном сезоне[252].
Как мировая империя, Британия оставалась образцом для нацистского руководства, в идеале видевшего такой державой Германию. Целясь в «лицемерие» и «ханжество» британских претензий на роль защитников «человечества», нацисты выработали престранную версию антиимпериализма, способствовавшую мобилизации праведного гнева. Причем особенно наглядно показывает это поистине эпический фильм «Дядюшка Крюгер», основанный на событиях Англо-бурской войны через призму ее видения африканерами. Вышедшая в апреле 1941 г., когда еще шли бомбежки Лондона и британских портов, картина била едва ли не все рекорды посещаемости. Рассказанная в ретроспективе Паулем Крюгером, вспоминавшим события 1899 г., история повествует о жадном стремлении Сесила Родса прибрать к рукам золото и доходы Южной Африки. Кульминацией служат сцены в британском концентрационном лагере, где содержатся жены и дети буров. Одного из разыскиваемых мужей ловят в момент, когда он беседует через колючую проволоку со своей женой, и безжалостный комендант – внешне очень похожий на Уинстона Черчилля – заставляет всех женщин и детей в лагере смотреть на то, как пойманного вешают, а когда в толпе нарастает ропот, приказывает солдатам стрелять. То была единственная резня в концентрационном лагере, когда-либо показанная в нацистской Германии. Как и рассчитывалось, зрители без колебаний встали на сторону буров и чувствовали себя такими же жертвами, как и те. В наступившей тишине финала аудитория внимала словам Эмила Дженнингса, доносившего до нее мольбу Крюгера: «Но день возмездия придет. Не знаю когда… Мы были лишь маленьким, слабым народом. Более крупные и сильные нации… будут топтать землю Англии. Бог будет с ними. И тогда откроется путь для лучшей жизни»[253].
Если бомбежки люфтваффе сведут с ума 8 миллионов человек в Лондоне, уверял Гитлер 14 сентября, это заставит Британию выйти из войны и сделает вторжение ненужным. Через два дня Геринг приказал авиации сконцентрировать усилия на ночных бомбежках, а 17-го числа Гитлер положил планы вторжения под сукно на неопределенное время. Публике об этом, разумеется, не сообщали. Напротив, 18 сентября радиокомментатор Ганс Фрицше в «сводках с фронта» сделал предупреждение о том, что Лондону придется выбирать «между судьбой Варшавы и Парижа» – или его будут поливать огнем с неба, или он объявит себя «открытым» городом и капитулирует. Тогда публикации нейтральных шведских и американских свидетельских рассказов о блицкриге помогали поддерживать боевой дух немецких экипажей и сограждан в тылу. Читая тексты, Геббельс ликовал по поводу «подлинно апокалиптических» описаний, и простые читатели тоже надеялись на действенность натиска боевой авиации. В то же самое время после месяца бомбежек СД отметила нечто новое – невольное восхищение «стойкостью англичан и особенно жителей Лондона»; никто другой не смог бы выдержать наступление люфтваффе так долго