— Хватит там, расселся, домой пора!
Отличить голоса сестёр было сложно, и на всякий случай оба суетливо складывали фишки в коробку и торопливо отвечали:
— Иду, иду.
Олег в детстве давился со смеху, когда оказывалось, что звали кого-то одного, а бежали оба. И только когда Исаич умер от сердечного приступа — Олег тогда кажется седьмой класс заканчивал — он случайно увидел Лизавету, что вышла в маленькую комнату, оставив поминальный стол. Его тогда поразило, что боевая горластая и хамоватая тётка стояла возле тахты на коленях, гладила фото покойного мужа и плакала тихо-тихо, но так горько и безысходно, что у Олега даже мурашки по спине пошли. И фраза, которую она выдавила тяжёлым шёпотом: — Ванечка… милый ты мой, светлый… — резанула по сердцу. Это обращение «светлый» словно за один миг вместило всё хорошее, что было в бедном Исаиче, и о чём сейчас так убивалась его жена.
Вот и выходило, что невзрачные и с виду слабые мужики отец и муж тётки по молодости оказались прозорливей и умнее, чем рослый красавец и бравый удалец Тонечкин сын.
И пытаясь избавить себя от любых мыслей и переживаний, доставляющих неприятную саднящую боль, Олег к радости Гуськова охотно соглашался на любое мероприятие и очередные навязанные курсы по повышению непонятно чего. Когда на очередном комсомольском собрании Виталий предложил кандидатуру Князева на место своего заместителя, выбрали его единогласно. Да ежу понятно, что Гуськов своего посадить хочет. Хотя для виду было ещё три кандидата, никто из них вовсе не горел желанием получить завидную должность. Зарплаты это не прибавит, так геморрой лишний. Лучше уж проголосовать — и дело с концом. Была охота после трудового дня сидеть в душной комнате и делать вид, что тебе интересно слушать отчеты и сводки, да ещё ёрзать на месте под противный и зловещий голос Виталика, читающего список не уплативших взносы. Вот пусть Князев теперь бегает по всей автобазе со списком и получает нагоняй в райкоме, что задержали план по сдаче денег. Но позлорадствовать не вышло. Олег оказался ещё хлеще своего наставника: в дни зарплаты он попросту вставал у окошка бухгалтерии и прошмыгнуть по-тихому не удавалось. Довольный Гуськов радостно хлопал его по плечу:
— Молодчина ты, Князев, я, кажись, в тебе не ошибся, сразу смекнул: на это место своего надо брать, приезжего. Эти москвичи и так как сыр в масле катаются, а нам надо дорогу пробивать. Ну что, пора тебе делом посерьёзнее заняться, поедем на слёт. С работы тебя на три дня отпускают, я уже договорился.
— Едрёна кочережка, Виталик! Мне же на курсах экзамен сдавать! Сам же знаешь, я хочу машину водить, а не под машиной ползать.