И являясь в дом тёщи, Олег пытался показать окружающим, и в первую очередь себе, что пришёл в основном к дочке и, как хороший отец, привёз гостинцы.
И он старательно эту навязанную роль исполнял, подчас удивляясь и даже огорченно подмечая, что маленькая Валя совсем не вызывает в нём тех чувств, что должны быть у каждого родителя. Возвращаясь от дочки, Олег облегчённо вздыхал и с каким-то глупым и детским эгоизмом радовался, словно двоечник, узнав, что училка заболела и контрольную перенесли. Иногда Олега пугало собственное равнодушие. Ну ладно, Лида: к ней не было любви с самого начала, а Валюшка-то при чем? Она-то родная дочь! Но как бы он ни пытался копаться в собственной душе и сердце, неопрятная круглолицая девочка, смотрящая исподлобья, казалась чужой, словно ребёнок соседей или знакомых. Пришёл, гостинца отдал — и с глаз долой. Может, всё оттого, что мать усмотрела сходство с ненавистной невесткой? И Олег бессознательно вглядывался в маленькие черты и тоже стал находить это сходство: или взгляд исподлобья напоминал тёщу, а сопливый нос Зинку? Фраза Антонины, что и цвет волос у Вали как у кошки под хвостом, а стало быть, некрасивый и жалкий, вроде как сын пропустил мимо ушей, но возможно, сравнение это глупое и сказанное в сердцах всё же зацепилось где-то? Так далеко, куда сам человек и не заглянет ни разу за всю жизнь, а Олегу и подавно самокопание доставляло настоящую физическую боль. Ему хотелось, чтобы всё было ясно и понятно без полутонов без метаний. Как при матери: что хорошо ей, то хорошо и для него. Ведь с самого детства он ощущал, что любой спор с ней и желание сделать вопреки приводит лишь к неудачам и заставляет переживать, а это чувство выбивало Олега из колеи. Он уже раз ослушался и привело это к дурацкому браку, и Валя — результат этого никчёмного союза. А может, он стал бы и вовсе отличным любящим отцом, родись дочка от другой правильной женщины? А правильная та, что походила бы на Антонину Князеву.
Олег иногда даже завидовал отцу. Невзрачный, тихий, незаметный, а выбрал жену с умом. Что и говорить, подростком сын считал, что батька тюфяк и подкаблучник. Мать вертит им и помыкает, словно ещё одним сыном и при этом больше любви отдаётся именно Олегу, как в семьях принято баловать младшего. Но только теперь он понял, что отец, видно, заранее знал, на что идёт. Он, как и сын, поселился в неприступной крепости, которую Тонечка не сдаст без боя даже ценой жизни. Мало ли случается проблем и всяких неурядиц, но разрушить стену, воздвигнутую матерью, не удастся никому и ничему. И то, что раньше в характере отца Олега смешило и заставляло относиться с эдакой снисходительностью, внезапно переросло в искреннее уважение и восхищение. То есть совсем молоденький тщедушный и не отличающийся быстрым умом и жизненной хваткой Гена Князев оказался на сто голов выше и мудрее своего откормленного широкоплечего сынка. Каким бы затюканным и бессловесным ни казался отец, он сроду не связался бы с такой, как Лида. Видно, в их семье как в сказке, где обязательно должен ошиваться дурачок. Эта роль досталась именно Олегу. Как там в стихах, что заставлял зубрить в младших классах? «Старший умный был детина, Средний был и так и сяк, Младший вовсе был дурак…» Средний покойный муж тётки был чем-то сродни Олегову отцу. Тихий и неприметный бухгалтер Иван Исаевич. Отец всегда звал его Исаич. И смешно было смотреть, как, усевшись возле подъезда и разложив фишки домино, оба одновременно вздрагивали, если в окно слышался окрик: