Но вдруг все трое перемигнулись, и рыхлый Иванюшин кряхтя потащил из-под кровати спортивную сумку, издающую знакомые каждому призывные звуки.
— Не надорвись, Андрюша, — хихикнул Гуськов, — оставь на потом, начальство угощает.
— Знамо дело, на после оставим. А то ведь всегда карапульки да не хватает, а магазинов рядом нету, до деревни вряд ли кто доберётся, — рассмеялся Иванюшин.
— Да хоть бы и рядом, к чему светится? — ухмыльнулся Лепунов. — Ну наша вода — ваша еда, — подмигнул он Гуськову.
Тот поднял вверх ладони: мол, не сомневайтесь, всё доставлено.
— Давай, заместитель, распатронь наш дипломат.
Олег пожал плечами и раскрыл пузатый портфель, набитый консервами, который Виталий навязал ему ещё в электричке.
Потом пошли на ужин, что подали в такой же сырой и нетопленой как все корпуса столовой. За стол, накрытый на шестерых, сели своей компанией и подсели ещё две девицы неинтересные и не вызвавшие у Олега симпатии. Иванюшин напротив оживился, сыпал шуточками. Довольно ухмылялся Лепунов. Виталий лишь снисходительно улыбался, шаря глазами по залу. Видно, нашёл кого-то ему интересного и, удовлетворенно хмыкнув, принялся за еду.
Потом объявили свободное время на пятнадцать минут, а дальше собрание в актовом зале. Вышли курить на улицу.
Сумерки мартовского дня вызывали желание оказаться в тёплой уютной комнате с материными пирогами и большой кружкой чаю, и желательно подальше отсюда.
— Ну спасибо тебе, Виталик, удружил, — криво усмехнулся Олег. — Прям всю дорогу мечтал так повеселится.
— Не торопись, Князев, веселье впереди, благодарить будешь, — уверенно бросил Гуськов.
— Ну-ну, жду не дождусь, — скептически пробормотал Олег.
Собрание затянулось на два с лишним часа. Каждого нового оратора встречали дежурными аплодисментами, ёрзая на неудобных стульях, вытягивая ноги и борясь с желанием не задремать. Когда объявили об окончании, захлопали воодушевлённо, словно самой интересной новости, ради которой и собрались.
Потом началось какое-то непонятное для Олега, но видимо, ясное для остальных хождение по корпусам, хлопанье дверей на этажах. И потом как по волшебству затихло, словно все, устав от собрания и речей, разбрелись по комнатам и уснули. Но тишина эта продолжалась недолго. Вскоре из разных комнат полилась музыка и грянуло неудержимое веселье, разгульное и хмельное, которое можно устроить только точно зная, что ничего тебе за это не будет ни по работе, ни в семье.
Сначала выпили в комнате вчетвером, как объявил Гуськов, по разгонной. Потом добавили. Первая рюмка колом, вторая — соколом, а потом перестали считать и выискивать подходящее по смыслу поговорки. Быстрее всех набрался Лепунов. Стал развязным, в любую фразу вставлял матерные словечки к месту и не к месту, и выходило у него не складно и по смыслу, как у Лизаветы, а противно и похабно. Видно, Виталий по лицу Олега понял, что, пожалуй, сейчас начнётся заваруха, а она здесь ни к чему. Вытолкал его на улицу вроде как продышаться и сам, не особо твёрдо стоя на ногах и поскальзываясь на подмерзших к ночи лужах, громким шёпотом бубнил: