— Пришлю, — поникшим голосом ответил митрополит.
— А что ты такой скисший? Ты разве не рад услужить своему Государю?
— Рад, — подавленно ответил митрополит.
— Не слышу?
— Рад, Государь, — несколько бодрее произнес митрополит и вымученно улыбнулся.
— Радуйся. Радуйся, друг мой. Ибо я не поддался на увещевание злых языков. И остался верен дружбе с тобой. А поверь — врагов у тебя хватает…
— Я… я даже не знаю, что сказать, — произнес поменявшийся в лице митрополит.
— Как узнали, что между нами пробежала кошка, так дня не проходит, чтобы мне ябеду на тебя какую не принесли. Твои же люди и несли. И болтают почем зря. Оттого и веры им нет. Мню — подговорил их кто-то.
— Вот мерзавцы…
— Ничего не говори, друг мой, — по-свойски хлопнул по плечу уже весьма немолодого митрополита царь. — У всех бывают минуты слабости. Но в тебе я уверен. Отбросив мелочную суету, если возникнет беда, ты поддержишь меня так же, как и я не пущу в сердце свое дерзновенного поклепа и ябед пустых. Ибо только на том и стоим.
— Конечно Государь! — бодро заявил Макарий. — Можешь быть во мне уверен.
— Вот и я о том думал, когда слушал навет злоязыкий.
— Государь, я строго-настрого приказал своим людям не трогать Андрея. Но он сам к ним обратился за помощью. И я…
— Ведаю о том, — перебил его царь. — Еще в декабре мне о том все рассказали. Интересная задумка. И мне безумного любопытно узнать, что из всего этого получится.
— И ты не серчаешь на самоуправство моего человека?
— Пока рано об этом говорить, — ответил царь, очень многозначительно подмигнув Макарию.
Они прошли следующие шагов десять в полной тишине. Лишь митрополит тяжело дышал. Сказывался возраст и переживания.
— Светлая говоря, говоришь? — нарушил тишину царь.
— Светлая.
— Чем же?
— Образован славно. Мыслит непривычно. Подмечает то, что иные не замечали. Отец Григорий просил слезно его себе в ученики. Сказывал, будто бы он сможет много пользы принести и церкви нашей православной, и державе твоей.
— А с ним по-хорошему ты не хотел поговорить? Или людей своих послать к нему, да увещевать.
— А…
— Что?
— Нет. Мне сказывали, будто он дик.
— Брехали.
— Но…
— Ты мне не веришь? Я с ним разговор вел. Очень рассудительный муж. Но ныне более его не трогай. Совсем не трогай. Даже если пожелает постриг принять — ко мне отправляй. Узнаю, что шалишь — осерчаю.
— Да, государь, — охотно кивнул митрополит.
— Тебе твоего татя то отдать? Мастер в своем деле он добрый.
— Зачем он мне ныне? Одна головная боль от него. В простом деле не справился.
— Ну как знаешь…
Снова прошли несколько шагов в тишине.