Художник, Муза и Чума души (Войцеховская) - страница 3
«В город пришла беда». Так молодой литератор Александр Мильчаков назвал свою повесть, которую недавно напечатал в журнале «Москва». Ещё раньше этот же автор опубликовал в журнале «Смена» очерк — «По следам «Вариола Вера». И очерк, и повесть — об одном и том же: о том, как оспа обезврежена и побеждена.
Конечно, триумфальная победа советской медицины над грозившей вспыхнуть эпидемией достойна воплощения в художественных образах. Но детективная мелодрама А. Мильчакова, к сожалению, не сумела, как мне кажется, достойно воспеть этот подвиг советских врачей. Впрочем, я, собственно, не собираюсь рецензировать повесть. Я упоминаю о ней по другому поводу.
Чтобы никто не подумал, что имеет дело с авторским вымыслом, с неким художественным обобщением, повесть снабжена эпиграфом: «Эти события произошли в Москве в январе 1960 года. Все вы были их участниками. Изменены только (выделено мною. —А.В.) подлинные имена героев этой истории».
Этот эпиграф — не только погоня за сенсацией. Он — пропуск на журнальную полосу, призванный в какой-то мере искупить художественные просчёты повести, возбудить читательский интерес напоминанием о нашумевшей истории, участниками которой были москвичи. Но что сделал автор с главными участниками трагической истории — художником и его женой?
Со страниц повести встают образы стяжателей, хапуг, прохиндеев, бесконечно далёких от искусства, от духовных, творческих интересов, целиком погрязших в болоте приобретательства. Не раз и не два заводит автор разговор о дорогой мебели, заграничных коврах, роскошном телевизионном комбайне, «костюме из Калькутты», «золотом товаре» — вот, мол, мирок, в котором жила чета К.! Вот, мол, к чему сводились все их интересы!..
Арка́дий Ио́сифович Ва́ксберг [11 ноября 1927 — 8 мая 2011] — советский и российский адвокат, писатель, прозаик, драматург, публицист, киносценарист, кандидат юридических наук.
В очерке он без обиняков заявляет, что жена художника «очень дорожила» вещами и «страсть» к ним «оказалась сильнее разума и чувства долга». В повести это оживлено её монологом: «Я всю жизнь, всю жизнь собирала, копила… — Она обводит руками заставленную дорогими вещами комнату. — Всё, всё пропадёт!..» Монолог дополняется авторскими ремарками: жена художника то и дело «громко взвизгивает», «истерически продолжает», «истерически целует холст», «бестолково бегает по комнате»… И всё это, как свидетельствует эпиграф, рассказ о живом, реальном человеке. Человеке, на долю которого выпало большое горе. Какой же должна быть эта женщина законченной злодейкой, чтобы в подобных обстоятельствах советский литератор имел моральное право пригвоздить её к позорному столбу?.. Сколь весомы должны быть доказательства её вины, чтобы утверждать перед современниками и перед историей (а борьба с «Вариола Вера», думается, войдёт в историю), что жена погибшего художника — и именно в этом «гвоздь» сенсации —