Ненависть роялистов к революционным лидерам Франции являлась естественным отвращением бывшего привилегированного класса к грабительским, недавно возникшим бандам. Жан де Бац, гасконский барон, был несгибаемым роялистом, который ненавидел революцию настолько долго и ожесточенно, что стал ее самым разорительным террором. С помощью бесконечной хитрости и своей собственной гасконской смеси мстительного смакования и вероломства, он вовлек себя в террористические заговоры, соперничество и даже самые худшие случаи произвола. Революционная турбулентность стала его собственной турбулентностью; ибо он поощрял любую фанатическую конвульсию и любой легкий шепот, дабы превратить малейший политический тремор в землетрясение, сотрясающее хрупкое основание государства.
Этот антиреспубликанский проект не был одним из тех, что требует нескольких недель или месяцев, как обыкновенная миссия секретной службы. В высшей степени запутанная деятельность барона длилась годами, до тех пор, пока даже он должен был задаться вопросом — как задавались вопросом магнаты Конвента, интриганы и представители Комитета общей безопасности (полицейского ведомства) и Комитета общественной безопасности (исполнительной власти), — что же являлось естественным ферментом революционной агитации, а что — контрпомехой по имени Жан Бац.
Отправной момент ловкости этого непревзойденного заговорщика, по всей видимости, заключался в открытии им практически неограниченных ресурсов. Внутренности его карманов были всегда исключительно доступны; и пока правительство в Париже страдало от хронического истощения казны, его противники никогда не переставали пухнуть от золота. Так что он с редким цинизмом не прекращал подкупать голодающих негодяев, которые были случайным подкреплением и в то же время республиканцами.
Де Бац, например, проявил свою наибольшую властность, дабы иметь абсолютный контроль над департаментом транспорта. Он даже ухитрился набрать в штат ci-devant (бывших) королевских слуг — Мэрфи, егеря последнего короля Людовика XVI, Бушери, Машера, Бланшарда, королевского кучера, Рура, бывшего охранника королевского семейства Бурбонов, домашнего слугу Хюга, все еще преданного памяти Citizen Capet (Людовика XVI). С помощью этих и многих других агентов гасконцу удалось «остановить разграбление съестных припасов Парижа и положить конец царившему там голоду».