Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций (Роуан) - страница 389

Суд вынес решение — виновен и приговорил полковника к смертной казни через повешение. Сухомлинов тогда все еще был военным министром, но ему не позволили добиться помилования или оправдания своего друга и бывшего подчиненного. После ареста Сухомлинова было отмечено, что он произвел «неблагоприятное впечатление своими уклончивыми ответами на вопросы». Он отрицал свою вину и не желал отвечать на вопросы, заявив, что обвинение его в предательстве своей страны настолько ошеломляюще и абсурдно, что он просто не находит слов.

После вынесения приговора генерал попросил разрешения телеграфировать царю и уехать к матери. Ему было отказано в обеих просьбах. Осколком от пенсне он попытался перерезать себе горло. Военная Россия, такая вялая или расслабленная в других случаях, столь ужасно торопилась избавиться от человека, который первым выступил против «интриг и фракций». Мясоедов, вопреки всем правилам процедуры и принципам благопристойности, был повешен уже через два часа после окончания суда, вынесшего ему смертный приговор.

Уже в 1915 году великая война переросла в самую ужасную форму борьбы — изнурительное состязание на истощение, первыми потерями которого были маневр и стратегия, а конечная цена вылилась в потерю лишнего миллиона жизней. Обладая на Западе численным превосходством, союзники пребывали в блаженной уверенности, что не менее трех мертвых немцев заплатят за гибель четырех французов или англичан, и впоследствии, в некотором неопределенном будущем, останется лишь обширная страна «мертвецов», именуемая Германией, в которую войдут победителями уцелевшие солдаты Антанты. Но эта программа методического уничтожения людских ресурсов совсем не учитывала такой проблемы, как саботаж или намеренное уничтожение важнейших материальных ресурсов противника.

Слово «саботаж» (происходит от слова «сабо», обуви фабричных рабочих, которые устраивали забастовки) до сих пор считалось согласованным с действием простого и обездоленного люда, пропахшего навозом сельскохозяйственного крестьянина или перепачканного углем фабричного рабочего, которых подбили втоптать в грязь деревянными сабо имущество привилегированных классов. Мировая война, однако, открыла нам, что худшие из анархистов — это глупые генералы или их неуправляемые подчиненные и что нельзя встретить более опасных злоумышленников, чем официальные лица правительства, заявляющие о праве убивать или разорять, реквизировать или разрушать исключительно ради духа патриотизма. Но война научила нас не только этому. Всякий раз, когда саботаж действовал эффективно, он являлся изобретением людей с научным образованием и даже с развитым чувством вкуса. Талантливый руководитель «саботажников» эпохи мировой войны 1914–1918 годов — иначе говоря, диверсантов — должен был иметь несколько пар лакированных «сабо», ибо он был завсегдатаем в каком-нибудь авторитарном клубе, регулярно ходил в свой «офис» в Нью-Йорке, как какой-нибудь адвокат или коммерсант, совещался там со своими агентами, как если бы это были клиенты или торговцы, а не шпионы, террористы и изготовители бомб, и нередко принимал приглашения отобедать в шикарном отеле «Ритц-Карлтон».