Стефан обнял дядю за шею, уткнулся ему в грудь, и Андрей стал гладить его по голове.
— Я постараюсь, — сказал Стефан плача.
Андрей взял его заплаканные щеки в свои ладони и повернул к себе.
— Я знаю, что ты меня не подведешь, Стефан.
Андрей снял с пальца золотой перстень, полученный им когда-то, когда он был членом олимпийской команды Польши.
— Вот, надень, чтобы скрепить наш договор, — сказал он.
Стефан неуверенно посмотрел на кольцо и примерил его. Даже на большой палец оно было ему велико.
— Не беда! Поживешь у дровосека, надышишься свежим воздухом, отъешься, будешь заниматься гимнастикой, и это чертово кольцо еще и не налезет на тебя. Увидишь, что я прав.
Стефан хотел сдержать слезы, но не мог.
— Я постараюсь, — бормотал он сквозь рыдания, — я постараюсь...
— Теперь давай раздеваться. Путь наш был тяжелым для любого солдата.
Стефан не противился, когда дядя раздевал его и укладывал в постель. Он зажал кольцо в кулаке и уткнулся в подушку.
— Слушай, есть еще одна часть задания, которую ты как хороший солдат должен понять и выполнить. Тебе нужно будет выучить всю эту историю с Девой Марией, но это не так страшно, как может показаться. Вот Габриэла всю жизнь молится ей, а Габриэла, как ты знаешь, хороший человек. Нам, евреям, и раньше приходилось молиться Деве Марии, во время инквизиции, чтобы обмануть испанцев... — Андрей замолчал.
Подушка Стефана была мокрой от слез.
— Расскажи про Батория!
И Андрей стал рассказывать про своего коня.
* * *
Отец Корнелий и Габриэла ждали в маленькой прихожей. Священник налил ей вишневки; она стала медленно пить, согреваясь.
— Я пришел в отчаяние, когда архиепископ сослал меня в эту глушь. Да простит меня Святая Дева, но я уверен, что Бог выиграл битву с архиепископом. Мой маленький костел стал прибежищем для партизан. Под алтарем тут склад гранат. Я счастлив, что встретил вас снова, Габриэла. Я хочу найти место и для других детей. Гайнов хороший человек. Я постараюсь найти и других.
Габриэла вдруг сморщилась, побледнела и проглотила остаток вишневки залпом.
— Вам нехорошо?
— Немного тошнит.
— В вашем положении нельзя было отправляться в такую трудную дорогу.
Г абриэла удивилась: как он догадался?
— Я не думала, что так заметно.
— Я сразу узнаю беременных женщин. Первые два месяца всегда самые тяжелые, я полагаю.
Габриэла нервно вертела в руках пустую рюмку. Он налил ей еще.
— Не читайте мне проповеди, отец мой. Я не ищу отпущения грехов и не хочу исповедоваться в грехах.
— Мне обидно, что вы считаете меня старым брюзгой, которому вы не можете довериться.