Вольф ”съел” у Андрея второго коня, когда жена Алекса Сильвия принесла чай с печеньем. Она была на шестом месяце беременности. Бетарцы шутили, что за шестнадцать лет жизни в браке Алекс дважды приходил домой, и оба раза Сильвия беременела.
Сильвия была олицетворением ”настоящей еврейки”. Миловидная, пухленькая, смуглая, очень умная, она прекрасно вела дом и создавала Алексу все условия для занятий. В глазах Сильвии, убежденной, с пеленок, сионистки, Алекс как еврей достиг вершин совершенства — он был писателем, учителем и историком; выше ничего не бывает. На первом в ее жизни собрании рабочих сионистов она сидела на руках своей матери, потому что еще не умела ходить. Сильвия была всецело предана делу мужа и никогда ни на что не жаловалась — ни на скудость доходов, ни на то, что Алекс так мало бывает дома. Алекс любил Сильвию не меньше, чем она его.
Работая, Алекс расцветал. Мир кружился вокруг него, беснуясь, а он никогда не торопился, не повышал голоса, не впадал в панику, не мучился, как другие, внутренними противоречиями. Он достиг того состояния земного блаженства, которое называется душевным покоем.
Казалось странным и даже смешным, что организацией бетарцев руководят в одной упряжке Брандель и Андровский. Андрей, будучи на пятнадцать лет младше Алекса, был полной его противоположностью, что не мешало обоим признавать друг за другом достоинства, которых не хватало каждому из них.
— Оставайтесь на ужин, и Габриэла пусть приходит, — пригласила Сильвия.
— Если для вас это не слишком хлопотно.
— Ну, что вы! Вольф, как только кончите партию, берись за флейту. Деньги за уроки музыки на дереве не растут.
— Хорошо, мама.
— Еще счастье, что ваша племянница, Андрей, собирается поступать в консерваторию, а то он и не притронулся бы к инструменту.
Андрей глянул на Вольфа, и тот покраснел.
”Ах, вот оно что, — подумал Андрей, — значит, ты один из тех шмендриков, которые заглядываются на Рахель”. Вольф опустил глаза. Андрей внимательно смотрел на мальчика. Угловатый, на подбородке пух пробивается между прыщами... И что только Рахель в нем нашла? Конечно, он еще не мужчина. Хороший мальчик.
— Ваш ход.
Андрей сделал нелепый ход.
— Шах и мат, — сказал Вольф.
Минуты три Андрей тупо смотрел на доску, а потом заорал:
— Марш за флейту!
Андрей потянулся, зевнул и обернулся к Алексу, который что-то писал в толстой тетради.
— Что это? — спросил Андрей, беря тетрадь в руки.
— Дневник. Дурная привычка все заносить на бумагу.